Дурень. Книга вторая. Позывной «Калмык»



Глава 1

Событие первое

Что толку толковать тому, кто бестолков!
Омар Хайям

— Сашенька, ну это же дикари… они в юртах живут! — Ксения не деланно, а от полноты чувств заломила руки и протянула их потом к мужу, ища у того поддержки.
Николай Иванович Болоховский сидел в новом обтянутом парчой кресле поближе к камину потрескивающему, пробовал пускать дым колечками и играл тростью, пытаясь вращать её пальцами. Получалось так себе. Любое действие, чтобы красиво получалось… а тренироваться нужно. Хочешь трость вращать — тренируйся, хочешь колечки дыма выпускать — тренируйся. Да даже мину серьёзную и осуждающую на лице изобразить, и то нужно перед зеркалом потренировать. Николай Иванович этого видимо не знал. Трость выпала с приличным грохотом на паркет из нетренированных пальцев, кольца табачного дыма превратились в сизые облака, а осуждающее выражение скорее походило на то, с каким милостыню на паперти просят. Надо отдать князю должное, он собрался после грохота, поднял трость и постучал ею по паркету, глядел при это уже на самом деле осуждающе, но на жену. Стучал по наборному, как во дворцах узорчатому паркету князь не просто так, хотел до жены довести, что вот этот уют с креслами, камином и паркетом это не он заработал, а Сашенька им преподнёс. Сам Николай Иванович этого стеснялся, но осознавал, и если Ксения, вот как сейчас заводилась, то напоминал ей.
И Саша и муж понимали, что это в жене и сестре говорит не дурь какая, а забота о младшем и…кхм… неразумном братике. А паркет, так это ничего не меняет. Сашенька младшим братиком быть не перестал, и рожица монголоидная у него не вытянулась. На самогоне денег немного заработал? Ну, бывает — «Дуракам везёт». Спаси меня господи.
— Они прирождённые пастухи, — а Кох и сам не знал, почему для конезавода, который он решил основать, нужны в пастухи именно калмыки, взбрело в дурную голову и угнездилось там. А ещё негры из племени мундари в Африке хорошо своих коров пасут. Даже набеги на соседние племена совершают, чтобы поголовье увеличить. А ещё пьют кровь коров, прямо ранку на шее организовав, и красят волосы в жёлтый цвет мочой этих коров. Так для небольшого стада бурёнок, что Сашка завёл, нужно тогда из Африки этих мундари позвать. Они тут порядок наведут в скотоложестве, тьфу, в скотоводстве.
Но мысли пригласить, нанять, купить… Чёрт его знает каким способом, но заполучить к себе пять семей калмыков для работы на создаваемом конезаводе, стала неожиданно идеей фикс.
Ближе башкиры есть, если уж про инородцев вспомнить, которые в коневодстве понимают, но Кох почему-то на калмыках зациклился. Вынь да положь. Надо заметить, что натолкнул на эту мысль Сашку не кто иной как князь Николай Иванович Болоховский. Разговаривали они месяца два назад о выведение новой породы крупных лошадей, а Сашка и говорит человеческим голосом, подпирая рукой круглую монгольскую рожицу: «Цыган нужно в пастухи нанять — они знатоки лошадей». «Не», — почти членораздельно мычит зять, принявший на грудь грамм двести бурбона, после такого же количества грушевого кальвадоса, — «Калмыков. Вот кто в лошадях толк понимает. Помню в двенадцатом годе рядом с нашим полком стоял полк калмыцких казаков… Вот они… вот у них…».
Чего там дальше было, Кох не узнал. Вырубило ветерана войны 1812 года. Хорошее виски получилось. Пьётся легко. Аромат опять же. И с ног срубает не плохо. Химическое оружие. Там тоже какая-то гадость миндалём вкусно пахнет? Цианистый водород, если память не изменяет Коху. Достоинства калмыков в коневодстве Сашка от прикорнувшего зятя не узнал, а разговор в голове застрял. Обкатался там и сформировался в идею фикс, что всё верно, нужно калмыков зазвать. Уж эти потомственные лошадники с выведением новой породы справятся. Без помощи Грегора Менделя справятся. А ведь Грегор ещё гороха не облопался. Попробовать опередить? Или не надо? Во всех университетах на земле висят портреты благообразного монаха, а если там будут висеть вместо них портреты дауна Болоховского, будет ли это украшением университетов? Нет. Вот и не надо.
— Александр, — у зятя получился наконец ряд колечек. Выпустил он их в сторону жены, случайно, и та закашлялась. Взяла вырвала у служанки, проходящей мимо мухобойку, и разогнала колечки, одновременно продемонстрировав бывшему прапорщику, что ещё один такой знак внимания и фиг ему, а не ночные утехи, — Александр, ккм, а как ты собираешься их приглашать, неужели сам в Царицын или Астрахань поедешь?
Сашка дальше Тулы бывал. Один раз. В Москве побывал прошлой осенью, точнее с двадцать пятого августа до седьмого сентября. Ездил не на Кремль посмотреть. Хоть на Красную площадь и приказал один раз извозчику себя отвезти. Уж и цены у них. В полтинник обошлось путешествие от Покровского монастыря, в специальных покоях для миссионеров жил эти две недели Сашка в Москве, до Кремля. Красная площадь разочаровала. Не чёрным красивым диабазом замощена, а серым покатым булыжником и не вся. Есть и деревянный настил ещё по бокам и на Андреевском спуске. Стены тусклые, собор Василия Блаженного облезлый. Здания исторического музея нет. И от этого вид сразу совсем другой. Словно обещали конфетку, дали, но без красивого фантика и от жары потёкшую. Обещали — дали. А ожидания не оправдались. Особенно пошло смотрелся будущий ГУМ. Он категорически своими колоннами не вписывался в ансамбль Кремля. Специально попросили архитектора сделать чего пафосное и некрасивое. Получилось.
В Москву Сашка ездил по двум делам. Первое — понятное. Все две недели он обходил рынки и скупал диковинки и совершенно обыденные фрукты и овощи. Удалось добыть и острый перец, и болгарский, который пока совсем и не болгарский, а просто «сладкий». Продавал точно не болгарин, хоть и слышал Кох историю, что именно потому он и называется Болгарским, что его завезли в Россию переселенцы из Болгарии. Мужик — продавец был греком. Сашка при общении с Андрюхой, своим управляющим несколько выражений на греческом заучил, и увидев подозрительно чернявого и кучерявого продавца обратился к нему на греческом. Просто поприветствовал и спросил, как мол торговля идёт. Грек оказался греком. Обрадовался, тараторить начал, и не сильно разочаровался, когда оказалось, что Сашка тот ещё знаток языка дедушки Гомера. Торговал грек специями, и не только высушенным и размолотым острым перцем, всякими разными. Но рядом с чашечками с красным молотым лежали несколько стручков сушёных. Реклама такая, что продукт натуральный. Они были гораздо больше тех, которые выращивал у себя Сашка, и рука сама потянулась к стручкам. Пришлось поторговаться, но деньги — это деньги. Они победили. И не жалко было три рубля отдать — огромные в общем деньги, за три стручка сморщенных.
— А нет у тебя, дорогой, сладкого перца? — ну, на всякий случай поинтересовался Кох.
— Опять стручки? — потёр руки продавец, явно предвкушая очередной марафон по торговле финтифлюшкой за большие деньги.
— Пять рублей, — сразу разочаровал его Кох, уставший от пустого переливания в прошлый раз, — не будем торговаться.
— Эх! Что вы русские за люди⁈ Это же удовольствие. Шесть.
— Мать твою. Ну, на шесть, — Сашка заржал, на него оглядываться стали.
— Ай, держи, — грек залез под прилавок и отдал плохому покупателю за хорошие деньги такой же сморщенный стручок.
— Это точно сладкий? Маленький какой? — на самом деле стручок был почти тех же размеров, что и горький, ну может чуть ширше. Сантиметров шесть в длину.
— Пожуй. Легко проверить, — усмехнулся кучерявый
Пожевал кончик дурень. Ну, не горький точно. Сладости не ощущалось. Может если не сушёный жевать, то и сладость появится. А семечки внутри уже появились. Забегая вперёд, можно сказать, что весной из пяти десятков почти семян проклюнулось два и один из ростков зачах потом. Так что сейчас к высадке в теплицу вся надежда на один единственный кустик. У этого же грека Виктор Германович ещё и кориандра купил пакетик.
Кроме сладкого перца в Москве удалось добыть ещё и баклажаны, тыквы и кабачки. Кое-что у Коха уже было, но генетическое разнообразие не повредит. Будет что с чем скрещивать.
В общем, путешествие до Москвы и обратно никакого удовольствия Сашке не доставило. Да, купил кучу полезного и заменить его в этом никто не мог, не пошлёшь помощника. Как объяснить, что нужно искать, если и сам не знаешь, что можно найти в Москве. Вот Аронию он нашёл совершенно случайно у старушки. Оказалось, при разговоре, что её муж работал садовником в ботаническом саду и принёс оттуда сломанную ветку, которую и воткнули в землю. А она возьми и приживись. Вот теперь по полведра ягод даёт, только никто почти не покупает. Вкус не нравится — вяжет. Кох все ягоды у старушки купил с тем условием, что она даст и ему отрезать веток парочку от куста. Договорились. Кох съездил в дом к торговке и отрезал три тонких прутика, которые воткнул в картофелину, чтобы довезти до дома. Осень и приживить будет не просто, но есть ягоды. В крайнем случае можно будет и из них получить куст. Потом останется повторить действие Мичурина скрестив с обычной рябиной и получить на сотню почти лет раньше Черноплодную рябину. А это позволит выделывать очень вкусные наливки — расширить ассортимент.
— Я не поеду, — ответил на вопрос князя Болоховского Сашка, — дома дел полно. Я тут не так давно человечка одного нанял. Ушлый малый. Он кого хочешь уговорит переехать. Он на корабле доберётся до Царицына и там попытается найти калмыков. А потом уже с ними наймёт баржу небольшую. Мне там много ещё чего купить для сада и полей надо. Ну и семьи же не бросят калмыки, если согласятся, а следовательно, и овец, и коней своих, так что без баржи не обойтись.
— Так это же деньги большие, Сашенька! Неужто нельзя конюха тут нанять. Что у тебя тех лошадей⁈ И двух десятков нет, да даже если и есть, то конюх справится. А тут баржа да с Царицына. Ой-ё-ёй. Дом, наверное, можно купить и несколько конюхов прямо тут, — Ксения опять руки заломила в сторону мужа.
— Не знаю, Ксюша, вот словно толкает кто, нужно именно калмыков. А вдруг это оттуда знак, — Виктор Германович ткнул палец в потолок.
Потолок был эксклюзивным. Кох вспомнил, как в далёком 1976, кажется, году у них в квартире, делали ремонт шабашники. Делали они его настолько необычно, что всё запомнилось в деталях. Налили товарищи в тазик воды. Сверху плеснули керосина, взяли коричневую типографскую краску и чуть туда покапали. Потом немного размешали воду и сверху на пятна керосина и краски положили лист белой бумаги формата А-4. И сразу его вынули. Весь лист в разводах. Они его сушить, эти шабашники, повесили. И так много листов. Много — много листов. А потом на клей ПВА на стены стали клеить и на центр потолка, а вокруг на потолке потом светло-коричневым побелили, линию, в смысле, квадрат ограничили, какие-то завитушки по углам оттрафаретили и в конце краской эмульсионной с разным колером набрызгали. Такая щеточка у них с жёстким ворсом, макают в краску и пальцем по щетине проводят и весь потолок в мелких капельках цветных. Получилось, как во дворце, мрамор или как уж этот бело-коричневый камень называется и потолок в тон и в узорах.
Вот в зале этом, когда ремонт делали, Кох и нанял строителей, объясняя им чего нужно. Не сразу удалось. Пришлось и художника дополнительно нанять и самому по типографиям бегать, краску добывать. И даже три раза с Николаем Ивановичем и Ксенией поругаться. Зато сейчас смотрится это эксклюзивно и очень дорого. А шабашники эти теперь за небольшой отступной Сашке делают такой ремонт всем желающим, и желающих с каждым месяцем всё больше и больше. Пусть по десять — двадцать рублей, но строители каждый месяц приносят Ксении денюшку, которую по договорённости с Сашкой, сестра тратит на племянников. Их теперь трое. В прошлом году Ксюша родила ещё одного мальчика. И, конечно, при родах присутствовала Анна, заинструктированная Сашкой по поводу мытья рук спиртом и прочей гигиеной. Роды прошли успешно и удачно. Так что теперь у Сашки есть маленький племяш, которого в честь него назвали Александром. Третий уже.
Ездил в Москву Сашка не только за семенами. Главное, что он совершил в первопрестольной — закрыл кредит или ссуду, точнее, что под залог деревеньки, села Болоховского и самого терема со всеми постройками, взял в Дворянском банке его отец майор артиллерии князь Сергей Борисович Болховский. Четырнадцать тысяч рублей серебром выложил. При этом именно серебром, чтобы не заморачиваться с пересчётом и взимания процента при уплате ассигнациями. Привезли они с Андрюхой Павлидисом целую телегу серебра, скрытого сверху мешками с льняной пряжей. Триста с небольшим кило серебра получилось. Все эти рубли собирались три года с помощью продажи «лекарств» спиртосодержащих. Теперь осталось только выкупить у банка «Басково», и больше никогда не иметь с этим обдираловом дела.
Третьим делом было покупка лошадей для конезавода. Тут случился интересный эпизод. Сашка, заработав немного денег на торговле щенками кавказских овчарок, решил прикупить ещё одну кобылу высокую на базаре в Туле, приехал, прошлись они с Павлидисом и Николаем Ивановичем по конному рынку и разочаровавшись решили уже двигать восвояси. Ничего высокого не наблюдалось. И тут, проходя мимо приличной толпы у самого входа, Сашка услышал знакомое слово «Суффольский панч». Это ведь его вороная пара этой породы. Кох сразу в толпу вклинился. Там жеребёнка продавали. Такого ярко-рыжего. Чуть не красного.
— Это настоящий «Суффольский панч»! — напирал голосом продавец, чернявый высокий мужик в кафтане приталенном, такого же рыжего цвета.
— Хрен тебе в зад! Суффольские лошади, в отличие от большинства тяжеловозов, не имеют щетки или выраженного оволосения на ногах. А у тебя, вон, ноги в чулках. Не Суффольская эта лошадка, — спорщик был явно не беден. Ходил в сюртуке и панталонах серых. Высокие мягкой кожи сапоги. Перчатки такие же и высокий цилиндр на голове. Но не дворянин, судя по всему. Разве дворянин будет с мещанином в спор вступать, да ещё хрен тому в зад совать.
— Николай Иванович, а у наших лошадей ведь тоже волосы на ногах, — Сашка потянул зятя поближе к спорщикам.
— А ведь и действительно, — князь и сам теперь пробивался более решительно к оппонентам лошадиным.
— Что же это за порода, по-вашему, любезный? Вона цвет-то какой. Как огонь — главный признак породы, — чернявый не сдавался.
— Думаю — это Клайдсдейл. Тоже с берегов Англии тяжеловоз. Но из Шотландии. На Шайров не похоже. Те повыше. Там в холке и за сажень будет. И ноги по-другому задние поставлены. Нет. точно — это лошадка породы Клейдесдаль или Клайдсдейл, по-разному произносят, видел таких в Глазго. А расцветка, так что масть, может быть, разная она у шотландских тяжеловозов. Может и такой быть. Клейдесдаль обычно гнедой масти, но встречаются также пегие, черные и серые. Большинство из них имеют белые отметины, в том числе белые на морде, ступнях и голенях, а также случайные пятна на теле. Прямо как у вас, милейший. Пятна-то на ногах есть. И на брюхе снизу. Определённо — Клайдсдейл.
— Товарищ… Господин хороший, а можно попросить у вас консультацию? — подёргал за рукав Сашка знатока и путешественника.
Незнакомец развернулся и презрительно глянул на дауна, что с ним позволил заговорить, но тут в разговор вступил Николай Иванович.
— Князь Болоховский. А это мой шурин — тоже князь Болоховский. Так, что согласны посмотреть наших лошадок, а то мы по невежеству тоже считали, что у нас Суффольские лошади. Пара. А вас послушали сейчас и засомневались.
При словах «князь» презрение в глазах «знатока» сменилось на почитание. Умеют же. Прямо по Чехову.
— С удовольствие посмотрю ваших лошадок, Ваша Светлость.
После осмотра пары вороных, товарищ чесать затылок не стал, покивал своим мыслям и изрёк:
— Это, Ваша Светлость, точно не Суффольский панч. Готов об заклад биться. А вот что это — вопрос, по мне так кобылка была из породы Клайдсдейл, а огулял её шайр вороной масти. Белых пятен нет, и рост высоковат для клайдсдейлов, а для шайров в холке маловаты. Точно — помесь. А лошади знатные. Могу вас поздравить, загляденье. Хм. Извините, Ваша Светлость, а не согласитесь вы жеребца предоставлять для случки. Я этим промышляю. Сто рублей за использование, так сказать, если будет ваше, Ваша Светлость, положительное решение.
Согласились тогда. И не пожалели. Господин Ивлев за три прошедших года заработал на Вороне много, только сто рублей за удовольствие Вороном доставленные кобылкам разово превратились в пять почти тысяч рублей, которые потратили на покупку через того же Александра Ивлева одного вороного шайра и трёх фризов.
В Москве тогда Сашка купил ещё одну кобылу вороную породы Клайдсдейл и трёх огромных шайров. Жеребец правда был не вороной, а серый, а у кобыл обеих были белые отметина на ногах и лбу, но для выведения породы вороных великанов кобыл точно использовать можно, ну, в жеребец пойдёт в услужение господину Ивлеву. Пусть приносит денежку малую.



Глава 2

Событие второе

Первым стреляет тот, кто стреляет первым, остальное придумывается в оправдание, если застрелили не того или не тех.
Анатолий Алексеевич Азольский (1930–2008) — русский писатель

Пять лет пролетело. Или проползло? Ну, нет, всё же пролетело. Только вот, кажется, очнулся дурень — дурнем с игрушечной удочкой в руках на берегу болотца, бывшего когда-то озером. Или прудом, точнее, выкопан же был сей водоём. И раз — уже пять лет. Через две недели будет Александру Сергеевичу Болоховскому двадцать один годик, и он станет совершеннолетним, избавится от опеки зятя.
Какие изменения? А чего? Есть изменения. Подрос Сашка. И прилично. Был в районе метра шестидесяти, а теперь метр семьдесят пять и это точная цифра. Разве миллиметр туда — сюда. Сам себе линеек метрических Кох понаделал.
Сейчас в ходу английские меры длины. Фут, дюйм, линия, точка. Есть всякие аршины, но его точного размера Виктор Германович не знал. Что-то около семидесяти сантиметров. А вот фут, зато, известен точно — 30.48 см. И дюйм, следовательно, раз их 12 в футе — 2.54 см. Кроме того, вдруг чего забылось или перепутал, так Сашка не поленился, зашёл в конструкторский отдел на Тульском оружейном заводе и поинтересовался, а нет ли у них пересчёта на меры длинны, что ввёл Наполеон. Оказалось, что не только таблица есть, но и линейка метровая. Сашка на неё надеяться не стал и сделал несколько своих, используя таблицу, что нашлась у оружейников. С одной стороны метрические риски, с другой дюймовые. Удобно. Главное — теперь сам не запутаешься.
По этой линейке и определил рост. Получилось ровно один метр семьдесят пять сантиметров. Ну, не богатырь, по словам Ксении, отец был высокий. На голову выше матери. А Ксения пошла видимо в отца и сейчас была с Сашку ростом и сантиметров на пять выше мужа.
Но всё, уже два года не растет Сашка. Что ещё? Говорит он нормально теперь. Только в минуты сильного волнения или гнева в мозгу шестерёнки проворачиваются и начинает он согласные проглатывать. Редко бывает. Ну и продолжает Кох скороговорки всякие твердить, если время свободное есть.
Ноги. Ноги косолапить перестали. Разве чуть ещё осталось. Ходит нормально, да и бегает по утрам до леса и обратно три раза в любую погоду — это километра два. А потом на турник и кольца. Руки тренировать. Хуже всего с руками. Правая вполне себе, а вот с левой хуже. Но прогресс есть, каждый день занимается, а терпенье и труд — всё перетрут.
Нда. А рожа не исправилась. Не произошло чуда. Всем попаданцам то магию, то повышенную регенерацию высшие силы вручают, а Виктору Германовичу — шиш на постном масле. А настои и зелёная сгущёнка от кикиморы Анны? А как слону дробина. Искусал комар слона и слону пришла хана. Не получается двадцать первую хромосому разделить на три куска и лишний один выбросить. Гены они, блин, не Пети. Смотрись в зеркало не смотрись. Рожа чисто монгольская… Или калмыцкая? Может потому ему так и загорелось калмыков залучить в свой удел, что на их фоне и выделяться не будет. Ходют пять калмыков… А нет вон ещё один. Одет, правда, не как калмык.
Успехи? Почти и нет никаких. Из нескольких сотен посаженных яблонь самым старым четыре года, и они в эту весну не зацвели. Кох несколько десятков весной ранней привил к дичкам, но и прививки не зацвели. А нет, одна зацвела веточка, дала три цветка, но яблоки не завязались. Терпение, только терпение, как товарищ Карлсон сказал.
Из старых яблонь и груш Сашка продолжает гнать элитный кальвадос и в красивых импортных бутылках, что скупают мальчишки в Туле у кабатчиков и господ, приклеив напечатанную по его заказу в типографии этикетку, сдаёт за двадцать пять рублей откупщику, что приезжает осенью в Болоховское. Тот в прошлом году не подумав проболтался, что чуть не вдвое уходят в Москве в ресторациях. Да и чёрт с ним. Пусть получит прибыль купчина. Сашке хватит. Себестоимость сего самогона не больше рубля, цена этикетки и бутылки. Всё. Остальное свое. Яблоки, дрова, молоко для чистки первача или яйца и время. А нет. Ещё щепу дубовую за копейки у Акинфия покупает. Но это ограниченный товар. Кальвадос в смысле. Можно скупать яблоки у соседей или на рынке, но это вопросы начнут задавать, а потом и проболтается кто, вообще государственная монополия на спиртное в стране. Гнать можно, но исключительно для собственного потребления. И подставлять опекуна Николая Ивановича, а следовательно, и Ксению, Сашка не хотел. Всё, что мог, Сашка из старых яблонь и груш выжимал. Прошёлся по обеим кузнецам в своих сёлах и железной окалины набрал. Размолол, смешал с золой и удобрил деревья после цветения, весной ещё навоз перепревший заделал вокруг стволов. И так каждый год. Кроме того, прошёлся с пилой небольшой по кронам, удалив волчковые ветви. Ну и подрезает каждую осень молодые веточки. Два наметившихся дупла заделал песком с садовым варом, изготовленным собственноручно из живицы. В результате старые деревья не раз в два — три года теперь урожай дают, а каждый год. Не прямо залейся кальвадоса получается, но, как говорится, на пряники детишкам хватает.
А вот кукурузное виски и ржаное, на всяких травах настоянное, в аптеке продавать можно. Это уже «лекарство». Не подкопаешься. Наездов со стороны водочных магнатов больше не было. Видимо купцы Ломовы смерились с потерей нескольких тысяч в год. Да даже десятка тысяч. Перебить всю торговлю водочную в Туле Сашка не мог при всём желании. В городе десятки кабаков, постоялых дворов, рестораций, трактиров, шинков и прочих кружал. Чуть упала цена, и теперь в их лавке с Акинфием в основном берут настойки завсегдатаи. Ну и правда, некоторые горожане за лекарством приходят.
Потому у Сашки созрел план, как чуть обогатиться. Не прямо уж мильёнщиком стать, но ещё на десяток тысяч в год замахнуться. Помог пожар. Не у него. Загорелся дом в Туле на улице Коробковой. Через три дома от домика князя Болоховского. Там обитал купец второй гильдии. Звали купца Фрол Осипович Растеряев. Хреновое для купца имечко. Так и получилось. Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт. Растеряев младший по смерти Растеряева старшего почти растерял денежки. Купцы возили чай из Кяхты и ещё чего из Китая по мелочи. Пару лет назад утоп почти весь товар при переправе через Тобол. Собрал на следующий год Фрол все денюжки, в долги залез, и сам поехал, не доверив приказчику последние крохи. Ну и сгинули оба с приказчиком. Ни слуху ни духу. А сынок великовозрастный — внук первого Растеряева, без присмотра в кутежи ввязался. Баб гулящих в баню к себе водить стал, ну и подпалили спьяну баню, за ней загорелся сарай, потом сеновал, дальше конюшня. Приехали пожарные, набежал народ, и дом отстояли. Почти. Чуть крыша подгорела, да на втором этаже деревянном ставни обуглились.
Жена купца похоронила сынка, сгоревшего с девками и другом, таким же выпивохой, в бане, и решила дом продать и в меньший перебраться. Тут Сашка и приключился в Туле. И можно сказать из первых рук узнал о продаже дома. Из вторых. В шахматы поиграть с княжичами приходил сын меньшой купца, он и рассказал про продажу дома. Дом был гораздо больше, чем тот в котором ютились Болоховские. В принципе архитектура, что и везде. Нижний этаж каменный и не цокольный, нормальный, а верхний деревянный, и крыша тоже деревянная, но размеры другие, если у Болоховских двенадцать метров, допустим, не считал точно Кох, на шесть, ну даже на семь, то у Растеряевых все пятнадцать на десять. Вроде, тут три метра и тут три — ерунда, а на самом деле двенадцать на семь — это метров семьдесят квадратных внутри, стены же вычесть надо, пусть два этажа, итого: сто сорок метров. А вот пятнадцать на десять — это уже все двести пятьдесят внутри. Плюсом больше сотни метров квадратных. Вот, а вроде всего по три метра добавилось.
Сашка сразу то ли к вдове, то ли нет, бросился. Почём, мол? Четыре тысячи запросила Растеряева. И это много, если честно, постройки дворовые-то все сгорели. И дом перекрывать надо. И ставни менять. И стёкла все выбили при тушении, или они полопались. Но Сашка торговаться с несчастной женщиной не стал. Для него четыре тысячи не сильно большие деньги. Может себе позволить. Щенки за год больше приносят.
Вообще, если с высоты прожитых лет оглянуться, то Сашкин отчим грузинский столько добра для пасынка сделал, что умышленно проделывай он это и половину бы не получилось. Одни кавказские овчарки за пять лет принесли денег столько, что в принципе можно выкупить у банка закладные на Басково. А ведь ещё лес почти нетронутый. А два этих самых Клайдсдейла, которые теперь сами до пяти размножились. Кобыла раз в два года жеребёнка приносит.
Ну, и родичи его пригнали Сашке девять коней. Кони не те… не Клайдсдейлы, не шайры, не… Обычные кавалерийские лошади. Все девять трофейных лошадок бывшие вояки сопроводили в Рязань и там на рынке сбыли, не сильно торгуясь, так для вида. Обычная кавалерийская лошадь стоит от ста до двухсот рублей, примерно за сто пятьдесят восемь штук каждую и отдали. Нужно было, чтобы на них внимание особо не обратили. Потому, каждый продал по два коня, а оставшийся на неделю ещё Александр Коморин, потом продал и девятого — княжеского. Тот какие-то кровя арабские имел и ушёл за семьсот рублей. А на полученные деньги старички сами купили три лошадки. Один жеребец бы помесью фриза с кем-то тоже не маленьким, второй возможно был битюгом, чувствовалось, что в предках были рысаки, а сам здоровущий. И главное, оба жеребца были вороные. Купленная кобыла была рыжей, и хозяин утверждал, что это порода французская — першерон. Ну, что без знатока верить продавцам не стоит, Сашка уже убедился.
А куда делись сами грузины? Все шестеро? Их оказалось шестеро. Три лошади были заводные.
Полегли все в неправильной, наверное, с их точки зрения схватке. Началось неэпическое сражение неправильно, неправильно и закончилось. После того как подпрапорщик бывший прибежал из дозора в алее с известием, что супостаты «едуть», все проверили ружья и пистоли и приготовились к встрече. Сашка по лестнице приставной забрался на чердак и чуть приоткрыл оконце круглое. Отсюда дорогу не видно, и шило в одном месте так и подмывало спуститься и глянуть в северные окна, ведущие на дорогу. Еле сдержался. Как требовать дисциплину с подчинённых, если сам безобразия нарушаешь. Опять же там внизу не крестьяне от сохи с вилами, а люди двадцать пять лет отслужившие в армии и участвующие в куче сражений. Все четверо ведь наполеоновскую орду встретили и проводили до Парижу, а после и с турком воевали и с горцами на Кавказе.
Усидел у окошка, в правой почти послушной руке карамультук сжимая, Кох. А внизу события развивались точно по плану. Александр Коморин, Кузьма Воротников, Ерофей Кобозев по прозвищу и по факту Однорукий и Агафон Неустроев приготовились, распределив окна. День был солнечный и солнце, добравшееся к этому времени до своей высшей точки, не сильно и высокой зимой, било прямо в глаза подъехавшим грузинам. Что это не русские видно было сразу. Товарищи были в черкесках. Пятеро в коричневых. А шестой, по-видимому, князь Русишвили, в чёрной с серебряными газырями. Все шестеро были в мохнатых овечьих шапках. Нет, терские казаки тоже так могли вырядиться, но ждали же не казаков, потому никаких сомнений у встречающей стороны не было.
Грузинцы подскакали к флигелю и остановились, сбившись в кучу. Потом двое соскочили с коней. Один принял у своих уздечки трёх заводных лошадей и повёл их к коновязи, а второй, поигрывая плетью, вразвалочку по прочищенной Никодимом дороге направился к крыльцу флигеля. Коморин вооружился колуном. Так и планировали, если к флигелю не всей толпой ломанутся, то разведчика или посланца встретить дружеским ударом в лоб обухом колуна, не поднимая шума. Тем более, что рассчитывали на худшее, на девять человек.
Стучать и кричать: «Эй, хозяева, встречайте гостей», бородатый и здоровущий, не меньше Коморина грузин на стал, он ногой отворил дверь и перешагнул порог. В сенях окон нет и с яркого солнечного дня вошедший ничего разглядеть не мог. Он сделал шаг вперёд, дверь за ним закрылась и тут обух колуна весом в пару кило прилетел ему туда, где папаха кончается, а горбатый нос начинается. В лоб и переносицу. Подпрапорщик силушку не сдерживал, решили воевать, так чего церемониться — пленные не нужны.
Хрясь. Железо переломало все кости на пути встретившиеся и в твердокаменных мозгах застряло. Даже не пискнув, грузинец сложился в коленях, ступнях и пояснице и в позе эмбриона прилёг на брошенный на пол кусок овчины. Операция «Шота Руставели» началась. Князь Русишвили пока сидел на коне и ждал.
Уже потом Сашка среди бумаг отчима случайно найдёт вырванную из книги, явно печатной, страничку, она была на грузинском языке и словаря рядом не наблюдалось. Сашка её отложил и почти забыл о ней, но в Москву с собой взял и там на рынке нашёл грузин, конями торговавшими. Покупать для своего конезавода, планируемого, у товарищей, было нечего. Нет, кони были неплохие, даже замечательные, какие-нибудь Ахалтекинцы, но Сашке нужны были тяжеловозы, и эти мелкие хоть и красивые коняшки на них не походили. Или путает чего Кох? В Грузии же Аргамаки. Так и оказалось — это были кабардинские лошади или аргамаки. Лошадей покупать не стал, но разговор с продавцами завёл, коней похвалили и между делом спросил не умеет ли кто читать написанное на грузинском языке. Нашлось множество знатоков. Оказалось, что это кусок какой-то истории о происхождении рода Русишвили. Оказывается, у царицы Тамары или Тамар, той самой, муж был русский. По листочку этому выходило, что происходят князья Русишвили от одного из дружинников русского князя Георгия Андреевича — первого мужа царицы Тамар. Согласно этой легенде, русский витязь остался в Грузии и был возведен в тавадское достоинство. Дети его и потомки стали именоваться Русишвили (букв, «дети русского»).
Подождали грузинцы своего разведчика, потом ещё подождали. И не идёт никто. Тогда они кричать начали. А в ответ тишина. Он уже не вернётся из боя. Русишвили совсем не на русском прокричал чего-то и, обнажив сабли длиннющие, два коричневых воина побежали к флигелю.
Тело первопроходца из сеней уже изъяли и затащили на кухню. Крови налилось прилично, боров-то здоровый, но убрали его вместе со шкурой, и вбежавшие в пустые сени нукеры ничего подозрительного не обнаружили, тем более что ничего не изменилось и они по-прежнему вбегали в тёмные сени с яркого солнечного дня.
Ничего не увидев кроме полуоткрытой двери, один из зашедших, прокричал чего-то невразумительное и дёрнул на себя дверь пошире. Тут ему прямо в лицо Ерофей Кобозев по прозвищу Однорукий из пистоля и выстрелил. И сразу притаившийся в сенях за бочкой Коморин выстрелил в оставшегося у входа. Тоже из пистолета.
Бабах. Бабах. Оставшиеся в седле всадники ошарашенно замерли и дали возможность Кузьме Воротникову и Агафону Неустроеву выстрелить из открывшихся внезапно окон флигеля из штуцера и карамультука. Не попасть с десяти — пятнадцати метров было невозможно, и потомок русского дружинника с последним оставшемся в седле грузином кулем попадали под ноги взвившихся на дыбы лошадей. Князь застрял ногой в стремени, и его конь протащил десяток метров, пока не упёрся в коновязь. Удалось и Сашке в бою поучаствовать. Последний грузинец, как раз шедший от сеновала, который по-хозяйски осматривал, при звуке выстрелов сначала бросился к князю, но увидев, как тот падает, развернулся и бросился за дом, грамотно уходя с линии обстрела. И как раз выбежал в сторону засевшего на чердаке Виктора Германовича. Тот из своего длинного ружья и выпалил. Отдача чуть его с ног не снесла и ружьё из рук выпало, а плечо правое прилично отсушило, так что и зарядить второй раз бы не получилось. Быстро так точно бы не получилось. А только не понадобилось. Пуля в живот конюха этого пригвоздила к земле, а выбежавшие потом из дома ветераны кинжалами добили двоих подранков.
Так что план с кавказскими овчарками в качестве отвлекающего манёвра не понадобился. Через пять минут после начала операции «Шота Руставели» она была успешно завершена. Все шестеро гостей получили угощения несовместимые с пищеварением.





Глава 3

Событие третье

Фотография может поблекнуть, безделушка может потеряться, бюст Вагнера может разбиться, но когда-либо проглотивший пищу в байрейтском ресторане будет носить её в себе до гробовой доски.
Марк Твен

Так про дом. Четыре тысячи ушло на саму покупку. Потом около тысячи рублей пришлось отвалить плотникам, чтобы они перекрыли крышу новой доской, оббили второй этаж дощечкой под паркет ёлочкой, заменили все ставни на окнах и стёкла. За пять окон пришлось половину этой суммы отдать. Хоть бросай все дела и завод по производству стекла открывай. Такие деньжищи там крутятся. К сожалению, никаких знаний по производству стекла у Коха не было. На этом траты не кончились, почти те же пять тысяч пришлось выложить за баню с большой кедровой купелью, сеновал, каретник и конюшню, благо в отличие от предыдущего дома Ксении и князя Болоховского земли было предостаточно. Участок соток в двадцать. Даже домик на дереве для племянников удалось построить, за домом примыкая почти к забору росло три большие липы, вот между ними организовали настил, сделали домик и две лестницы смастерили, одну вертикальную и одну с приличным наклоном, которую зимой, настелив доски, можно в роскошную горку превратить.
Ну и две тысячи рублей ушло на внутренний ремонт и замену мебели. Итого двенадцать тысяч. Если бы все эти деньги нужно было за раз выложить, то Кох бы разорился, а так всё это действо затянулось чуть не на год и больше головной боли приносило, чем трат. Виктор Германович понимал теперь людей, жалующихся в его времени на русских строителей. Лучше, типа, таджиков нанять, тоже за ними следить надо, но хоть не уходят в запой. Нанятые им бригады исчезали регулярно, только рассчитаешься за часть работы и бамс нет плотников неделю, потом приходят опухшие и просят на опохмел, а то работать не в мочь.
— А работать? Когда?
— Ой, вашество, ты не боись, всё сробим. Тут ведь великий праздник был — 13 июня — Вознесение Господне. Как не отметить? Мы счас поправимся и как возьмёмся, как возь… ик… ся, только счепки полетят. Не беспокойтясь, вашество.
Закончили. Все закончили. Прямо облегчение на один день. Потому что… Нет, ну хотелось по возможности родственникам помочь. Плохо жили. Не нищета, но близко к тому. А тут трое пацанов. И если деньги есть, то не помочь единственным близким людям на этом свете — грех. Только начиналось всё не с целью помощи сестре и её мужу, а с целью получить их дом себе. Старый. В нём Сашка собирался сделать суперэлитный ресторан и спаивать там местную верхушку своими эксклюзивными самогонами. А на закуску готовить мильёнщикам блюда из будущего, в том числе и с использованием картофеля. Там один салат оливье на ура пойдёт. И он ещё точно не изобретен. Как там его Люсьен, кажется, Оливье ещё и не родился. Опять же кто мешает изобрести салат с крабовыми палочками, рисом и яйцом. Нет крабовых палочек? Ну, и ладно — зато есть раки они не дёшевы, так и салат эксклюзивный будет стоить не пять копеек. Паштетик из гусиной печёнки, обозвать красиво Фуа-гра, и пожалуйте пару рубликов за порцию при том, что гусь сейчас на рынке в Туле всего 20 копеек стоит, а печёнка из одного гуся как раз и будет порцией, можно и не издеваться над птицей перекармливая его. Ну, возьми два гуся. Жирная должна быть? Добавь масла подсолнечного.
И тут главное, что ресторан сей должен быть в центре города. Куда уж лучше, чем улица мильёнщиков — Коробковая. Прямо рядом Кремль. И ресторан должен быть маленьким. Камерным. На верху в доме, где сейчас обитают Болоховские, четыре небольшие комнаты. Почему бы их не превратить в четыре отдельных апартамента для поглощения небольшой компанией изысканных кушаний и напитков. Пришёл купец с деловым партнёром договор заключить… Пожалуйте ваша милость у нас сегодня в меню настоящий грушевый кальвадос из Пьемонту и к нему очень советую картофельные зразы с котлетой по-киевски. М! Пальчики-с проглотите-с. А на десерт секретное блюдо-с, Вашество, от него прямо всю ночь… ну, вы понимаете-с. А чего, нам сельдерея с петрушкой не жалко. Семена сельдерея добыли в Москве, точнее на северной окраине Москвы (за Сухаревой башней), в Аптекарском огороде, что ещё сам Пётр первый организовал, и размножили. На половину Тулы теперь хватит.
Нужно ещё изюминку. И её Виктор Германович придумал. Для каждого зала будет своя подавальщица. Чего уж четыре дворовые девки стоят чуть больше ста рублей. Правда, купчая стоит тех же денег. Девка двадцать пять рублей и оформление купчей двадцать пять. Ну, двести рублей не самые большие деньги. И одеть этих подавальщиц в парадную школьную форму из восьмидесятых годов. Это будет такой эксклюзив, что народ за месяц будет кабинеты заказывать. И никакого интима, даже за касания девицы штраф пять рублей. Потом распалившись и сельдерея откушав, может спокойно купчина или гусар в номера отправляться. А тут только поглядеть. Коротенькое коричневое платье с белым передничком, из которого торчат одетые в белые гольфики стройненькие ножки. Нда. Вышибалу ещё надо, девиц отбивать.
На днях ресторация сия открывается. Уже месяц можно было деньги зарабатывать, но всё уперлось в… Нет не в девиц и даже не в школьную форму, пошили, купили, вернее купили и пошили. Всё уперлось в шеф повара. Услуги кухарки хорошей в господских домах стоят… копейки. Жалованье кухарки — 15 — 30 рублей в год. Но она не умеет делать ничего того, что Кох напланировал. И она страшно неряшлива. С этим Сашка столкнулся, живя у Болоховских. Как тут в Туле все люди не перемёрли от кишечных инфекций, науке неизвестно. Вымыть посуду с мылом никому просто в голову не придёт. Ополоснул холодной водой и пойдёт. Свою кухарку с помощью Машки Кох в чувство привёл. Пирожки вкусные она делать не перестала, но и одета теперь всегда в белый фартук и волосы под косынкой, при этом как ни визжала женщина, Машка её коротко оболванила. Ну и на кухне всё чистотой сверкает. Сначала несколько раз фингал под глазом сверкал, тяжёлая рука у домоправительницы. Теперь чистота, и конопляное или подсолнечное масло по второму разу не используется.
Пришлось идти длинным путём. Сашка нанял в Туле кухарку помоложе и помиловидней и перевёз её в Болоховское. И там вместе с Прасковьей — кухаркой местной и её великовозрастной дочкой Анфисой тульская неумеха Зинаида училась у Сашки делать всякие оливье и винегреты с картофельными зразами. Сам-то тоже не великий повар. Жене всякие праздничные ужины Кох, понятно, в том времени делать помогал, и передачу «Смак» в выходные не пропускал, но одно дело смотреть по телевизору и даже помогать и другое дело — научить этому местных кухарок.
Но ведь научил. Не сразу. Расскажет он им про какое блюдо из будущего, те сделают и Сашка дегустирует. Не то. Делают по новой. Вскоре выяснилось, что без майонеза не просто повторить самые вкусные салаты. Пришлось и майонез изобретать. И хрен вам дорогие хроноаборигенов, а не майонез. Взбивать его ложкой не получилось. Не то совсем. Ингредиенты всем известны: яйцо, (и желток, и белок), подсолнечное масло, ложечка горчицы, ложка яблочного уксуса, ложка сахара, пол-ложки соли и чуть перца на кончике ножа. Всё. Главное теперь — просто включить погружной блендер. У Коха жена вообще в магазине майонез не покупала, там он месяцами стоит на полке, а потом ещё месяц в холодильнике дома… вопрос для знатоков: «А из чего его делают, что он месяцами не портится»?
Куда деваться, пришлось идти с зятем на Тульский оружейный завод и изобретать ручную дрель. А чтобы два раза не вставать, то двойного назначения делать вещицу пришлось. Поставил насадку с патроном для сверла и сверли до посинения, а поставил взбивалку и взбивай на здоровье. Коловорот всем давно известен, но для взбивания там скорость не та. Нужна старая добрая ручная дрель из СССР с повышающей передачей, состоящей из двух конических шестерён. Кох по памяти нарисовал. Понятно, что количество зубьев как-то там считается и редуктор в танковом училище на «Деталях машин» Виктор Германович рисовал и считал. Так сколько лет прошло. Нарисовал, как мог, и отдал генерал-майору Философову.
Опять консилиум целый собрали. На этот раз Сашка в обморок уже не падал и всё что про конические передачи знал, рассказал. Умельцы сделали сначала образец из дерева, потом с огромным трудом вручную из мягкого железа попробовали. Ничего путного не получилось. Пришлось снова вернуться к деревяшкам. Использовали их как модели и отлили латунные шестерёнки. А потом ещё месяц тоже вручную напильником дорабатывали. Всё время клинило шестерни, или когда перебарщивали, то проскальзывали шестерёнки. Но ведь сделали. Понятно, что без настоящих зуборезных станков никто столько сил не будет тратить на изготовление такой дрели. Она бы золотой получилась, если бы Сашка её за свои деньги заказал, да и не смогли бы мастера сделать без него. Пришлось после итоговых испытаний Сашке пообещать командиру Тульского оружейного завода подумать над изобретением зуборезного станка. Ну, не сделать же, а только подумать. А ещё стоит подумать, как литьё лучшего качества делать. Нужно матрицу с пуансоном изобрести, для литья под давлением. Даже звучит смешно при современных станках.
Попробовал Сашка с новым инструментом похозяйничать на кухне у Прасковьи. Разбил яйцо, добавил все ингредиенты и взбил. Дал всем трём кухаркам попробовать.
— А где ж ты, батюшка, такой рецепт узнал? В ресторации? — понравилось тёткам.
— В книге прочёл, хранцузский рецепт.
— Понятно, хранцузы они в ентом деле доки.
Что ж, теперь вроде и блюда есть, и напитки, и девки в школьных платьях и дом бывший Болоховских отремонтировали, пора ударить автопробегом по бездорожью. Культуру так сказать в массы. В массы богатеев.



аптекарский огород

Событие четвёртое

«Овцы целы, и волки сыты. Правда, пастух… ну кем-то же надо жертвовать…»
Ричард Длинные руки

Глядя в зеркало, Сашка вздыхал, но поделать ничего не мог. Зелёная сгущёнка была последней надеждой. Ну, мало ли чего, могли же пропустить учёные в будущем какой-нибудь секретный фермент в неизвестном растении, который справится с двадцать первой хромосомой. Потому хоть и так себе вкус был у сгущёнки этой Сашка её охотно поедал, тем более что она на самом деле помогала. И голова после неё соображала лучше, и на жизнь смотрелось чуть радужнее что ли, точно, через розовые очки. А чего, был стариком, стал пацаном, был не нищим, конечно, но не богатым точно. Да ещё и князь теперь. Выкупит у банка назад всё, что предыдущие горе хозяева заложили, и вполне себе имение из трех сёл. Ну, ладно из двух сёл и деревни. Нужно в деревне построить церковку небольшую и прикупить десяток крестьян и тоже селом станет.
Так про сгущёнку. Как-то всё руки не доходили у Виктора Германовича узнать, а из чего её кикимора Анна варит. А недавно решился, выспросил всё подробно, поджал губы, разочаровавшись и лёг на кровать, задумался. Никаких секретных ингредиентов. Грибы, пшено, овёс, корни лопуха и душица с хвощом. Хрень полная. Все эти растения давно изучены и, да они лекарственные, но точно не могут влиять на гены. Тогда почему вполне себе положительный эффект сначала так точно вызывала сгущёнка зелёная, да и сейчас после её приёма настроение улучшается? Стоп. А ведь просто ларчик открывается. Где-то читал Виктор Германович, что пониженный уровень серотонина у человека вызывает слабоумие. Или, наоборот. Ну, не важно. У него явно в то время серотонина было маловато, чему от такой жизни радоваться.
Вот сгущёнка, сваренная кикиморой, и подняла уровень серотонина. Не напрямую. Понятно, что в самих продуктах этого гормона нет. Смутно помнил Кох, что в некоторых, пусть будет, продуктах, есть аминокислота с названием… М? Нет, не вспоминается, что-то на триппер похоже, тогда, когда статью про это прочёл, отметил эту схожесть. Странно мозг устроен, саму аминокислоту забыл, а про триппер помнит. В разных продуктах разное количество этого триппера. Больше всего, кажется, в твёрдых сортах сыра и шоколаде, но среди рекордсменов есть и грибы, и овёс, это точно запомнилось. И пшёнка тоже. Тогда ещё подумал, что съел пару ложек пшённой каши и всё — ты счастлив. И получается, что в сгущёнке, сваренной Анькой, почти все вещества из списка, где много этого триппера. Она поднимает уровень серотонина в организме и человек от радости умнеет. Вот и все чудеса, то же самое можно получить и с помощью сыра под какао.
Насчёт какао, кстати, стоит подумать, нигде в продаже шоколадных конфет и самого шоколада Сашка не видел, а значит способ, как это получить, ещё не открыт или не получил широкого распространения. А вот какао в виде порошка продаётся. Из него шоколад не сделать. Нужно из зёрен выдавливать масло. Ну, раз есть порошок, то есть и зёрна, нужно будет съездить в Москву и пройтись по ресторациям и магазинам.
— Александр Сергеич, к вам господин Иваницкий, просить? — раздалось снизу. Сашка был в новом доме Ксении. А Иваницкий — это как раз тот товарищ, который и должен был отправляться в Царицын за семьями калмыков.
— Конечно, сейчас спущусь.
Олег Владимирович Иваницкий был тем самым ушлым малым, что должен был завтра отправляться в Астрахань за калмыками. Как и договаривались пришёл за денюшкой и последними наставлениями.
— Александр Сергеевич, наше вам почтения, вот, как договаривались прибыл получить напутствия. Завтра отправляюсь в Нижний, а там на кораблик, — Иваницкий был одет, как и всегда, впрочем, в офицерский мундир ахтырских гусар, наверное, Сашка знатоком формы не был, но ментик на товарище был коричневый, а это, вроде бы, форма ахтырцев. Никаких знаков, указывающих на звание, на ментике не было, а сам Иваницкий представлялся корнетом в отставке. При этом он точно был из польской шляхты. Только видно совсем нищей была семейка, так как брался за любую работу и жил, снимая небольшую комнатку, в доме тоже полунищего купца в Туле. Плюсов, впрочем, у корнета было порядочно. Он знал калмыцкий или монгольский, там, язык, так как жил где-то в Кяхте несколько лет и освоил и монгольский, и китайский. Бывают люди, коим языки легко даются. Не единственный плюс. Как-то так удавалось гусару бывшему легко заводить знакомства. Обратился он к тебе, слово за слово и вот ты уже чуть не другом его считаешь. Тоже природная способность. И при этом по отзывам всех, кто его знает, Олег Владимирович был человек честный и ни грамму не вороватый, если ему чего поручишь и деньги дашь, то и дело выполнит и до копеечки потом отчитается.
— Замечательно. Вот четыре тысячи рублей ассигнациями…
— Это много, — выставил руки вперёд Иваницкий.
— Лишние, если останутся, вернёте. Олег Владимирович, вы там в Царицине поспрашивайте… ну, у купцов армянских… Хочется мне заиметь луковки крокусов. Это цветочек небольшой. Осенью цветёт. Из рыльцев его делают пряность шафран. Нет, нет, — видя, как вскинулся гусар, остановил его покачиванием головы Кох. Я не полный идиот и разводить здесь плантации крокусов не собираюсь, чисто для коллекции и услады зрения. Красивый маленький такой синий цветочек.
— Понял вас Александр Сергеевич, непременно спрошу. Если есть возможность достать, не нарушая законы, то считайте, что есть уже у вас сей цветок. В крайнем случаи и правда купцы армянские позже с собой привезут.
— Да, это нормально будет. И вот ещё что, Олег Владимирович. Вы по базарам там походите и у продавцов ржи и пшеницы по нескольку фунтов купите… зёрен.
— Я конечно не великий специалист в хлебопашестве, но южная пшеничка у нас плохо родит, — снисходительно улыбнулся ахтырец.
— Так и есть. Я её разводить здесь не собираюсь. Мне… Ну, чуть большего специалиста сейчас в хлебопашестве из вас сделаю. Рожь опыляется ветром и все злаки так же. Мне от этих злаков, что вы привезёте только пыльца и нужна. Хочу м… Ну, вы ведь знаете как новую породу лошадей выводят? Вот считайте, что эта пшеница или рожь из Царицына — это как кровь арабского жеребца. Может получиться интересное потомство.
— Интересно. Что ж, ничего сложного, всех торговцев обойду и у каждого по нескольку фунтов приобрету. Ещё есть ли пожелания?
— Да, если будут уже яблоки и груши, то купите обязательно. Сами плоды, если сохранить не получится, то и ладно, интересны косточки, ну и описание яблока или груши, красное, например, размер средний, чуть вытянутое или круглое, если хозяева знают название сорта, то и его запишите обязательно. Будут косточковые если… Слива, вишня, абрикос, то и их купите, и тоже у разных продавцов. Цель та же самая — нужна пыльца. Вряд ли эти южные растения будут зимовать у нас.
— Понял вас, Александр Сергеевич, как говорится — это службишка, не служба.
— Ну, а теперь по самим калмыкам. Всё, как и договаривались. Наём, покупка, просто приглашение поработать. Я не разбираюсь в их статусе что ли. Есть там у них рабы или крепостные. Князья всякие точно есть. Нужны молодые парни и лучше с семьёй, чтобы они держались здесь, а не утекли, прихватив коней.
— Разумная предосторожность.
— Я пять домов начну рубить в Басково у себя, но если они предпочитают юрты, то везите их юрты или купите их там для них…
— Александр Сергеич, всё обговорено. Задачу я понял, и постараюсь выполнить наилучшим образом. С вами приятно иметь дела, и подвести вас точно последнее, что я хочу. Нет ли особых предпочтений…
— В смысле?
— Ну, чтобы они повоевали уже, или были чемпионами по стрельбе из лука или лучшими наездниками у себя?
— Нет. Ничего такого. Просто ответственные пастухи. А да, если там есть ветер… М… коновал, то его нужно уговорить в первую очередь.
— Разумно. Если больше нет пожеланий, то поеду, я до осени вернуться нужно. Каждый день на счету.
— Удачи вам, Олег Владимирович.



Глава 4

Событие пятое

Есть два способа спорить с женщиной. Ни один не работает.
Итальянские пословицы и поговорки

А что со злаками? Чего удалось вывести? Так себе успехи. Возможно пять лет ещё не срок, и Кох всё же один за целую сельхозакадемию сработать не мог по определению, тем более без специальных знаний. Тем не менее, крестьяне из Болоховского и других окрестных сёл уже второй год пытаются рожь на семена у него купить. А в прошлом году в конце лета даже кто-то совсем безбашенный приличный такой кусок озимой ржи сжал ночью и утараканил в неизвестном направлении. До дороги упавшие колоски удалось отследить, а дальше видимо снопы были погружены на телегу и затерялись среди бескрайних полей. Правду говорят: «Что посеешь уже не найдешь».
Если рассматривать только одну озимую рожь, то выделил Сашка из посадок первых лет самый урожайный сорт и за четыре года, отбирая самые крупные зёрна и вырывая безжалостно на полоске высокие колосья и тщедушные растения, добился урожайности в двадцать примерно центнеров с гектара. Ну, это если пересчитать. Посеяно было всего соток десять этого нового сорта. Вот примерно сотку ещё урвали чьи-то загребущие ручки. Ноги при этом, а следы остались, были не в лаптях, а сапогах. Подозрительно.
Параллельно Сашка, переопыляя и специально заражая ржавчиной посадки, на нескольких небольших полосках пытался вывести сорт ржи устойчивый к Стеблевой ржавчине. Это какой-то грибок или водоросль. Вот точно в болезнях злаковых Виктор Германович не специалист, но вопросы крестьянам задал, в Москве, когда был какого-то ботаника нашёл в Университете и поинтересовался, чем больше всего рожь и пшеница белеют. На ржавчину ему все указали. Почему с неё и не начать? Есть ли успех. Ну, вот будет вспышка и удастся определить. Со спорыньей тоже перманентная борьба идёт. У себя получше на полосках стало. И перебирают зерно перед посадкой и прожаривают, и даже в соляном растворе купают. Это Кох видел по телеку. Там делали такой плотности соляной раствор, что зёрна тонули, а спорынья оставалась на поверхности. Поэкспериментировал и получилось. Потом зёрна промыли обычной водой и просушили чуть перед посевом. Получилось долго и дорого. И очень, и очень трудозатратно. Еле за три дня набрали на посадку трёх соток. Где-то около полутонны семян так обработали. И летом один чёрт чёрные рожки торчали на некоторых колосьях. Их уже вручную ходили пацаны оббирали.
Словом, Сашка, не получив, как у всех приличных попаданцев, мгновенный охренительный результат, чуть было не забил на эту селекцию. И даже всем уже сказал окружающим, что надоело это ему — бросит. А тут бац и украли часть урожая. И ведь у барина украли, не побоялись. И украли возможно не крестьяне. Что получается, что специалисты признали, что его рожь настолько лучше, чем собственная, что можно пойти на преступление лишь бы такие семена заиметь⁈ Похмыкал тогда Сашка и решил продолжать эксперименты. Может он и не совсем пропащий попаданец.
С пшеницей озимой чуть лучше. Спорынья к ней так не липнет и простой переборкой и сменой полей с картофелем и горохом удалось практически избавиться от чёрных рожек. А путем простого отбора более крупных семян получили в прошлом году урожай, опять по пересчёту, и с внесением перегнившего навоза и золы, в двадцать пять центнеров с гектара. Огромный по нонешним меркам урожай. Наверное, крестьяне или «некрестьяне» вороватые и на пшеничку элитную нацелились, но тут уже Сашка выставил караул из бывших вояк с ружьями, и никто на пшеничные полоски не полез. При этом можно было поставить ветеранов в засаду и изловить умника, но Сашка хоть и ворчал для других при народе, сам доволен был и искать прямо уж активно воришку не собирался, поэтому ветераны ходили с карамультуками так, чтобы их видно издалека было. Только для острастки.
По пшеничке озимой — ещё пару полос было экспериментальных, там опылили местный сорт — небольшой кусочек привезенной пшеничкой с Питера. Специально Кох туда купцам заказывал. Вроде бы слышал, что немцы под Питером работают, в смысле переселенцы из Германии, и у них там неплохие урожаи, а семена, понятно, геносе с собой из фатерлянда привезли, вот и появилась идея и чистую немецкую пшеничку попробовать и опылить ею свою, посадив две полоски рядом. В следующем году летом можно будет посмотреть, что получилось.
Ячмень так себе прогрессировал. Его Сашка улучшал просто заставляя пацанов перебирать и откладывать на посадку самые крупные зёрна. Вроде бы не вымерзал и успевал созреть. Урожайность в районе двадцати — двадцати двух центнеров с га. Естественно, и здесь при пересчёте. Его всего пять соток сеяли. В следующем году хотел Кох увеличить до двадцати соток.
Медленно, всё очень медленно. В СССР трудились десятки институтов и академий и сотни семеноводческих станций, а тут один инвалид умственного труда с пятью беспризорниками прикормленными. И там трудились, в том СССР, профессионалы, а тут один любитель. Точно, если бы не та кража, бросил бы это дело Виктор Германович. Как говаривал старик Робинзон, нужно выбирать дерево по себе. Можно было доехать до Москвы и пригласить к себе десяток студиозов на летнюю практику, а потом и нанять их, организовав семеноводческую станцию первую в мире, но на это нужны деньги, и пока их не столько, чтобы страну из болота тащить. Пока выжить бы самому. Даже Басково всё ещё в залоге.
Овощи остались. Картофель — главный овощ страны в будущем. Здесь на общем в целом безрадостном фоне чуть лучше. Можно считать, что получен сорт красной картошки с урожайностью далеко за двести центнеров с гектара. И здесь в пересчёте на эти гектары. На самом деле сорт занимает пока десять соток. С них собрали двести пятьдесят ведер. Кох меру в один кубический дециметр плотнику заказал — кубик внутри десять на десять сантиметров, то есть, в литрах всё теперь считать может. На основе литра заказал ветерану — плотнику Кузьме Воротникову ведро на двенадцать литров деревянное. Поместили в него картошку, взвесили в фунтах и пересчитали в килограммы. И так десять раз. В итоге получили, что в ведро в среднем входит десять килограмм картошки. Итого получилось, что с десяти соток сняли двадцать пять центнеров или двести пятьдесят центнеров с гектара. Для этого времени при урожае пшеницы или ржи в десять центнеров — это просто огромная цифра, а для будущего, где урожай за пятьсот не редкость — средний результат.
На этом юный селекционер не остановился, и крестьяне теперь картофель выращивают, и сами селекцией занимаются, он ведь продолжил «праздник Урожая» и за самую большую картофелину каждый год выдаёт золотой червонец. Ну, а людям не выкидывать же, варят. И… едят. И… даже не плюются.
Сейчас селекцию у себя Сашка стал вести не на самую большую картофелину, а на самый большой куст. В этом году три куста отобрали рекордсменских и все до единой картофелины с них в закрома положили.
И всё одно медленно. Пять лет. Это приличный кусок жизни.
Кукуруза два раза попала под возвратные заморозки и почти весь урожай в те годы пропал, но нет же худа без добра. Оставшиеся несколько десятков тут и там бодылочек — перенёсших иней были выращены и теперь Сашка надеялся, что у него есть районированный сорт. Параллельно такому расточительному селекционному методу идёт и второй. Там Кох выращивает рассаду в теплице в Басково, которую починил, и отбирает самые скороспелые початки. Может кажется, а возможно, что и нет, но в этом году созрела кукуруза на пару недель пораньше, правда и лето было на загляденье.
Нда, опять всё медленно.
Радует только одна культура. Подсолнечник. Тут без всяких селекционных дел урожайность в районе пятнадцати центнеров с га или десятины, здесь без всяких пересчётов. Две трети барских полей в прошлом году засадили подсолнечником. И в результате наторговали маслом холодного отжима на несколько тысяч рублей. Масло давили на изготовленном в Туле на оружейном заводе винтовом прессе. Быстро и легко, даже дивчина справляется. Отходы идут на корм курям. Кох для себя сделал немного халвы. С учётом стоимости сахара рубль за фунт совсем не дешёвое вышло лакомство. Но для себя же. Ну да. Только Машка с Анькой распробовали и лакомство даже до нового года не дожило.
А наука будет. Нужно прятать? Да, нет, нужно больше делать. И про зефир вспомнить — яблоки есть, яйца есть. Опять сахар. Не. Не. Ни за какие деньги. Сахарный завод, как безответственные попаданцы книжные, он строить не будет. В Москве он добыл сахарную свеклу. Посадил весной, получил семена, снова посадил и когда вызрела осенью проверил на содержание сахара. Проверил сложным путём. Никакой химической лаборатории нет, да и не знает он, как это проверяется, вообще не химик, нечего и лезть. Он просто поставил на растёртой в сероватую массу свекле брагу, а потом перегнал полученное на самогон, и ещё раз после. И потом от обратного, считая самогон семидесятиградусным, посчитал сахаристость этой свеклы. У него получилось в районе двенадцати процентов. Даже не смешно. В обычной свекле, из которой дебильные попаданцы у дебильных авторов делают сахар без извести и серы, насколько Виктор помнил, около девяти процентов сахара, как, кстати, и в моркови, чего тогда из моркови попаданцы сахар не делают. Так вот, при 12% сахаристости производить сахар, не имея оборудования и не помня, чего там и когда делают с известью и серой даже начинать Сашка не пытался. Он же дурень, а не дебил.

Событие шесте

Нужно, чтобы никто не платил налогов и подольше, тогда чиновники умрут от недоедания и наступит мир во всём мире.
Борис Виан
Что там ещё за пять лет натворили? Ага, есть ведь ещё однорукий пчеловод у Сашки. Или он сам по себе, но при Сашке? Ерофей Кобозев по прозвищу Однорукий теперь в Тульской губернии почти знаменитость.
Началось всё буднично довольно. Кох почему-то считал, что как все великие попаданцы книжные, он самый умный и хроноаборигены дети неразумные только пить водку, молиться и воздух портить умеють. А про пчелиные улья и слыхом не слыхивали. Лазють по деревьям в лесах и грабють диких пчёл. Приехал он когда в Москву и в университете зашёл в библиотеку и про пчёл книжку спросил, то думал пошлют его. А оказалось, всё с точностью до наоборот. Полно книг, журналов, статей в газетах и даже целые монографии есть. И суёт ему седой старикашка в древнем кафтане газету «Ведомости», где Кох через минуту находит следующую подчёркнутую в статье колонку: «Кроме того, в решении было указано: 'Для поощрения пчеловодства никакого сбора за устройство пасеки и помещений на землях, казне принадлежащих, не производить». Городским и земским властям было предписано «приохочивать жителей к занятию пчеловодством повсюду, где кто пожелает». Кабинет министров четко выразил свою позицию: занятие пчеловодством «…признает для себя полезным и выгодным как на землях собственных, принадлежащих крестьянам и городам, так и на казенных, впусте лежащих».
Каждому желающему выдаётся десятина земли под пасеку и шесть рублей безвозмездной ссуды. На этом статья не заканчивалась, дальше шли жалобы автора, что всё плохо в богоспасаемом отечестве с пчеловодством и совсем уже небывалая вещь. Сашка даже три раза прочитал, глазам не поверив. «Для исправления ситуации департамент предложил разрешить пчеловодам ставить ульи в казенных лесах, расширить обучение пчеловодов из числа государственных крестьян в специальной школе, основанной поручиком П. Прокоповичем в 1828 г. в селе Пальчики Конотопского уезда Черниговской губернии. В 1828 году в эту школу поступили 145 учеников, в том числе 105 казенных крестьян. Успешно завершили обучение 110 человек. Лучшим выпускникам предоставлялась ссуда в размере 50 ₽ серебром на 6 лет, они освобождались от рекрутства: вначале на 3 года, а затем, если покажут особое старание и хорошие практические навыки в пчеловодстве, и на более длительный срок».
Сашка вернулся в Болоховское, пересказал всё это Ерофею и предложил прямо немедленно, пока весна, отправляться в Черниговскую губернию, в Конотоп этот.
— Ох, далече, Вашество. На проезде разорюсь. Это если на станционных ехать…
— Возьми одного из наших коней, вон того рыжего жеребца и езжай верхом, — хотел простимулировать товарища боязливого Кох.
— Не, Вашество, это не быстрее и дороже выйдет. А ещё подкова отпадёт. А ещё сведут. А разбойники в их Малороссиях. Не, только на станционных, если уж ехать.
— Я тебе пятьсот рублей ассигнациями дам. Только ты уж выучись… И Ваньку старшего с собой забери. Вдвоём сподручнее и пусть он тоже учится. Парень смышлёный, читать писать, считать умеет. Вырастим из него настоящего пчеловода и тебе помощника. Ты там зарисуй всё. Особенно, как улей устроен. И не забудь записать. как книги называются, по которым тот поручик Прокопович учился. Я в Москве посмотрел одну, там так всё сложно и непонятно, что только запутался.
Уехали Ванька с Ерофеем и ни слуха о них ни… весточки. В начале осени Сашка уже стал волноваться. Неужели сгинули? Чёрт с ними с деньгами. а мужика три войны прошедшего и мальчонку тринадцатилетнего жалко. Вернулись ученики уже с первыми мухами. Оказалось, что не они такие разгильдяя, что время тянули, лишь бы домой не возвращаться к труду, а это поручик Пётр Иванович Прокопович их не отпускал. он всё преподавал поддерживая практикой, потому и получилось так долго. что по осени начали пчёл к зимовке готовить. В том Чернигове теплее, чем в Туле, но и то советовал поручик и сам наглядно на своём примере показал, что в специальной большой землянке пчёлы отлично зимуют.
С той поры полтора года прошло и у Ерофея теперь пасека в десять ульев и к нему на учёбу ходят многие «людишки» с окресностей Тулы. А в этом году губернатор Тульской губернии, откуда-то узнав о Ерофее Кобозеве, издал постановление основать в Басково такую же школу для пчеловодов. Приезжал важный дядька с золотым шитьём на зелёном мундире и договор с Ерофеем заключал. Заглянул и в Болоховское.
— Александр Сергеевич, это же на ваших землях мещанин Кобозев пасеку основал? — даже не представившись зелёный начал, разглядывая Сашку в рабочей одежде, он как раз ремонтировал пресс для отжима масла, как жужелицу редкую. Ещё бы, князь и весь в дёгте перемазан.
— Я есть Грут.
— Что простите? — сфокусировал наконец на нём очи карие чиновник.
— Да, говорю, я ему на круг пять десятин у леса выделил и клевером мы там всё засадили. Нужно кормовую базу для пчёлок создавать, — и руки не подашь, они в дёгте. Или попробовать, — А с кем имею удовольствие беседовать?
— Коллежский асессор Бобовческий. Илья Семёнович, из Департамента Государственного имущества Министерства финансов, — головой кивнул зелёный.
Бобчинский⁈ Вот с кого Гоголь списал. Был чиновник метр шестьдесят примерно росту и не меньше метра в пузе, в обе стороны.
— Чем могу служить?
— Земли, насколько я успел узнать, в залоге у банка? — поморщил нос от запаха дёгтя Бобовческий.
— Да осенью я постараюсь рассчитаться с банком…
— Я принял решение выкупить у банка эти десять десятин и предоставить их в пользование мещанина Кобозева Ерофея сына Степана, — не стал дослушивать этого барина-крестьянина министерская шишка. (Коллежский асессор — это как майор в армии, восьмой чин, дающий личное дворянство).
Сашка задумался. С одной стороны это его земля и в этом году он наберёт денег чтобы полностью с банком рассчитаться, а с другой, всё одно хотел её Ерофею потом отписать. Так почему не сделать этого за счёт государства. И Кох взял да и рассказал про то, как отправлял Ерофея с Ванькой в Черниговскую губернию в школу пчеловодческую.
— Пятьсот рублей ассигнациями? — скривил свою толстую даже пухлую физиономию зелёный.
— Ассигнациями.
— Хм. Школу. Быть по сему. Я дам команду местным властям такую школу организовать в Басково. Там же есть дом и флигель, я осмотрел. За пользование вашим имуществом получите пятьсот рублей. Пропитание учащихся за ваш счёт. До свидания, Александр Сергеевич. — И упылил на бричке.
Сашка поржал про себя, правда, ну, не обеднеет. Зато чуть толкнёт отечественное пчеловодство вперёд.



Глава 5

Событие седьмое

Верный признак старости: свечи на праздничный пирог обходятся дороже, чем сам пирог.
Боб Хоуп

Можно сказать, что во всём виновата Ксения — сестра старшая. Сашка не хотел. В голове его больной наполовину инцидент с обучением мастеров и конструкторов на Тульском оружейном заводе изометрии не выветрился. Он его отчётливо помнил. И хоть прошло почти пять лет, а нет-нет да волна какая-то застилает разум, всё темнеет перед глазами. Сашка начинает проглатывать согласные, особенно букву «Р» и косолапить. Происходит это не вдруг, и ни с того ни с сего, происходит это во время сильного волнения. Волнение может многое вызвать. Иногда совершенно обыденная вещь. И ничего с этим сделать Кох не мог. Приходится останавливаться, считать до десяти или до пятидесяти, в зависимости от силы волнения. Проходит всегда волна мути после считалочки и вроде без последствий, даже голова не болит.
Так вот, зная об этой своей особенности, Сашка сборищ сторонился… Нет, с крестьянами или, вот, учениками пчеловодческой школы вполне нормально Сашка общался, а с дворянами и всякими другими господами переклинивало. Парадокс.
Ксения Сергеевна захотела торжественно отметить совершеннолетие Сашки. И не в Туле это сделать, а в Болоховском. На первый взгляд — нормально. А вот на второй… Дьявол в деталях. Решила сестричка на день рождения братика позвать соседей. Тех, кто приезжал на именины матушки Натальи Андреевны. Не так и много гостей. Генерал Соболевский с женой, сыном майором в отставке — инвалидом, ему в войне 1828 года с турками оторвало руку ядром, сидел теперь в деревне и по слухам спивался. Женат был, и две девицы дочери на выданье. Ещё был Иван Сергеич Акунин. Вдовец лет пятидесяти с дочерью жил. Она как бы тоже вдовая. Муж погиб на этой же войне с турками, сейчас вроде бы жених есть у Дарьи Ивановны, но чего-то всё день свадьбы не назначают. Есть пара внуков, но они не приехали. Простыли. Это с севера соседи, со стороны Басково. С запада от Болоховского было большущее имение, у хозяина которого была странная с точки зрения Сашки фамилия, Селиванович — как отчество. Барин был толст и высок. Гора мяса такая с красной, под цвет мяса, рожей. Этот привёз с собой жену, под стать ему матрону, весившую под сотню кг тоже. Ещё привёз Антон Антонович Селиванович сына семнадцати лет и двух дочерей девятнадцать и пятнадцати лет. Старшая была вся в маменьку и понятно почему не замужем, уж больно красна и объёмна. Тут никакое приданое не подвигнет любовью к ней воспылать. А младшая хоть и была по породе высокой, но в свои пятнадцать смотрелось худенькой и миленькой.
Последним гостем был Иван Артемьевич Шахматов. Этот сосед с востока со стороны Сашкиной деревни Заводи. Он приехал один. Жена умерла три года назад, а сын восемнадцати лет отбыл недавно по месту службы. Подпрапорщиком где-то служил. Второй сын пятнадцати лет отбыл тоже в шляхетский корпус в Москву.
— Интересная у вас фамилия, — проявил вежливость, встретив гостя, Сашка.
— Это исковерканная. На самом деле наш род происходит от мурзы татарского Шихматова.
На татарина товарищ вообще не походил. Светлые, почти соломенные волосы. Серые глаза, усики чуть рыженькие и вот уж точно рыжие бакенбарды, Пушкин обзавидуется. Можно назвать Ивана Артемьевича Шахматова весельчаком. При малейшем намеке даже на шутку начинал бурно хохотать, да и сам острить пытался.
— Кто меня за бок хватает? Мне и так забот хватает! Ха-ха-ха! — и как ущипнёт Машку за бок. Машка она любому другому засветила бы промеж глаз не раздумывая. Хоть генералу даже Соболевскому, а тут чего-то взвизгнула под новые взрывы хохота и больше старалась мимо весельчака не ходить. Но… как оказалось щипок запомнила.
Машке, как и Анне Сашка вольную выписал. Всё узаконил и теперь они просто мещанки, нанятые князем Болоховским. Так что врежь она весельчаку и была бы в своём праве. Мещанками они числились, а не крестьянками, так как Сашка их записал, как жительниц Тулы и даже адрес имелся — бывший дом Ксении, где теперь две недели уже модная ресторация процветает с поэтическим названием «Прованс».
Одна шутка этого товарища развесёлого Коху даже понравилась. Если сам придумал, так молодец:
— Уму непостижимо то, что в голове не укладывается! — Это он выдал, когда Ксения рассказывала, как Сашенька отправил человека из Тулы в Царицын нанять пять семей калмыков для создаваемого им конезавода.
Ксения явно переборщила, приглашая столько гостей. В гостиную или столовую в тереме они тупо не влезали. Сашка сразу запаниковал. Это, по его мнению, вообще кошмар. Взор мутиться начал и в голове потемнело. Хорошо у него Машка есть. Она усадила барина в сторонке и сказала, что накроет на веранде. Продышавшись Кох и сам удивился, чего такая простая мысль ему-то в голову не пришла, а ещё великий, блин, попаданец.
На веранде было тесно, но все же влезли все, одно только доставляло неудобство, чтобы подать на стол новое блюдо приходилось Машке с привлечённой к этому делу кухаркой Аксиньей и совсем уж уговорённой Анной протискиваться мимо гостей задевая их всеми выпуклостями.

Событие восьмое

Люди не любят, когда им продают, но любят покупать.
Джеффри Гитомер
— Хочу деревню Заводи в село переделать. Там двадцать пять дворов, а земли хватает, можно ещё крестьян прикупить семей десять и построить небольшую церковь, — рассказывал Сашка планы, отвечая на вопрос Антона Антоновича Селивановича о планах молодого соседа.
Тут-то всё и случилось. Уже два примерно часа шла пьянка и обжираловка, и гости в основном уже прилично набрались. Это там, дома у себя или в Туле в ресторации какой, они пили слабенькие наливочки или вино заморское тоже не крепче десяти градусов. А тут им предложил Сашка на пробу три вида кальвадоса. Яблочный свежий прошлого года, грушевый такой же и самый старый, которому уже четыре года исполнилось. Если честно, Сашка сам особой разницы не чувствовал в свежем яблочном самогоне и в четырёхлетнем. При этом, если переводить на пребывание самогона в бочке где-нибудь во Франции, то там уже больше десятка лет выдержки. Как бы и не все пятнадцать. Этот настаивался на щепках с гораздо большей площадью контакта. Стал кальвадос жёстче только. На вкус Сашки — даже хуже стал.
Сам хозяин и именинник почти не пил, если и сделал пяток глотков, то малюсеньких. Из всех симптомов опьянения разве язык чуть развязался. Сидел Сашка, вещал про будущее, пасеку там ещё одну нужно основать…
Вот тут несчастье и случилось. Начало инцидента Виктор Германович не застал. Пропустил. Он сидел, повернувшись к соседу — Селивановичу, а напротив него по другую сторону стола закусывал и запивал весельчак Шахматов.
Потом Анна ему поведала, как всё произошло. Она взяла поднос с тортом «Муравейник», что их научил Виктор Германович делать. Кох жене регулярно помогал его сооружать, вот и решил немного попрогресорствовать. Пришлось изобрести две вещи. Во-первых, понятно, что мясорубку так просто не сделать, изобрести можно, но это кучу всего нужно делать на заводе, так что пришлось обойтись крупной тёркой. Её Виктор сделал с помощью кузнеца и Коморина вполне красивой и функциональной. Натёрли тесто, запекли его в духовке и раскрошили. Ничем не хуже получилось, чем при прокручивании теста через мясорубку. Второй бедой стало изготовление варёной сгущёнки. Тут уже кузнецам было не справиться. Нужно изобретать автоклав. Всё-таки пришлось к зятю обращаться. Соорудили ему на Тульском оружейном две вещи: кастрюльку с крышкой, что плотно запирается специальными держателями и клиньями и небольшой пресс, в котором по жёлобу два катка катятся. Сначала Сашка хотел без второго приспособления обойтись. Нужен был мелкий сахар, ну ничего страшного, взяли сахарную голову, раскололи топором и на наковальне обухом того же топора разбили мелкие куски в пыль или сахарную пудру. Когда первый раз это сделали, то получилось мусора полно и окалины. Вот Сашка и решил такие бегуны сделать, чтобы отдельно их поставить и там только сахар молоть. Теперь сахара-песка в Болоховском завались, а Сашка подумывает не начать ли торговать этим сахарным песком и сахарной пудрой. Тут такая математика.
Все же слышали про «сахарную голову». Почему этот конус называется головой Виктор Германович не знал. В каком-то фантистическо-юмористическом фильме из будущего инопланетяне показаны с такими белыми коническими головами. Наверное, тот кто этот конус молочно-белого сахара назвал «головой» был попаданцем, как Кох, и видел тот фильм. Больше ничем объяснить такое название было невозможно. Хотя. Эта сахарная голова настолько твёрдый и прочный предмет, который сломать очень непросто, как и твёрдые головы некоторых граждан.



Так про математику — стоила сахарная голова в Туле… По-разному стоила. За сахарную голову весом 10 фунтов просили 16 рублей 90 копеек на серебро. В другом магазине уже за пудовую голову требовали 60 серебряных рублей. В третьем сахарную голову весом в 15 фунтов отдавали «с убытком для себя, только ради такого приятного молодого человека» за 25 рублей 35 копеек, естественно тоже в пересчёте на серебро. Пусть фунт — это 410 грамм. Тогда цена сахара получается: что в среднем килограмм сахара стоил в районе 4 рублей. Но в том магазине, где продавали пудовые головы продавали и сахар молотый, его никто почти не брал, как выяснил Сашка, общаясь с хозяином магазина. Кох этот сахар мелкий осмотрел. Приличные куски соседствовали с сахарной пудрой, да ещё и чёрные и серые точки попадались, наверное, песок, но не сахарный, а с жерновов. Хрень, одним словом, а не помол. Зато цена была пять рублей за фунт. Выходит, двенадцать рублей кило — в три раза дороже, чем за голову. Кто же будет переплачивать такие деньги?
Подумывал сейчас Кох вот о чём. Взять, размолоть качественно голову на его новых бегунах, просеять через мелкое сито и остатки дальше молоть. Пока не получится только сахарная пудра. Вот её уже как лекарство продавать в лавке у Изотова в специально заказанных у стеклодувов баночках. Или ещё круче поступить, посадить несколько средней руки столяров коробочки делать из липы, например. Шкатулки. На фунт примерно. И продавать в них. Сто процентов, что будут покупать, особенно если не выдрючиваться и продавать всего за две цены.





Событие девятое

Ну и молодежь пошла! Ты ему в морду, а он сразу в драку.
Блич (Bleach)

Подаёт, значит, Анна торт. Нагибается, чтобы поставить его в центр стола и тут её хвать за задницу. Сначала ущипнули. Потом погладили и шлёпнули. Пока Анна, не привыкшая к таким ласкам, застыла соляным столбом или сахарной головой, рука, что прошлась по её пятой точке стала лезть под сарафан.
Анна завизжала и торт упал на стол, звону наделав. Тут-то Сашка и повернулся, чтобы увидеть окончание, да чего там, полное окончание «недоразумения», как потом генерал назовет эту хрень. Кикимора выпрямилась, подняла со стола фужер с кальвадосом и впечата им в лоб потомку мурзы татарского Шихматова.
Теперь визжал Иван Артемьевич Шахматов. Не долго. Он вскочил, схватил Анну за ворот правой рукой и залепил ей левой рукой пощёчину. И замахнулся для следующей.
Сашка в панику не впал, не померкло всё перед глазами, наоборот реакция обострилась, время словно замедлилось, ну, как в книжках. Он схватил вилку, рядом с тарелкой лежащую, и запустил её в голову избивателю кикимор. Очень удачно запустил. Вилка пару раз крутанулась и к голове подлетела зубцами. И воткнулась в ухо Шахматова. Вилки ноне не те, на тупые четырёхзубые, не, сейчас зубца три и они востренькие такие.
Опять визг. Анна вырвалась, схватила бутылку со стола и опять в лобешник потомку мурзы заехала. Иван Артемьевич не вынес нападения с двух сторон и поражения разных органов. Сознание покинуло почти Каспарова, и он рухнул на стол. Тогда Сашка, не успокоившись, ещё один бокал о голову Шахматова разбил. Свой. Жалко, только новые французские купили к этому празднику, будь он неладен.
Всё. Уноси готовенького.
А нет вместо долгожданной тишины завизжала Дарья Ивановна Акунина — дочь северного соседа. И начался общий гвалт. Даже нашёлся увлекающийся медициной. Лекарь блин самоучка.
— Нужно положить его на пол и потереть уши, — сообщил всем генерал, когда децибелов поубавилось, — и нужно прекратить это недоразумение.
Эх, не ту страну назвали Гондурасом, а тьфу не то…Эх не ту Машку они знали. Она обид не прощает. Не прошло и минуты, как из флигеля притопала защищать ревущую подругу «тургеневская» женщина. Хорошо хоть Анька не семенила сзади и не тыкала пальцем в товарища, которого сидящие с той стороны стола мужчины стали извлекать из фрикасе всяких.
— Этот! Этот меня по жопе ударил, а после по щеке!
Но тыкать и не надо было. Машка была зла, она отстранила плечом Акунина и пацанчика мелкого чьего-то, и за ворот вытащила мурзёныша из-за стола. Сашка пытался пробиться со своей стороны, чтобы остановить действо, которое не могло ничем хорошим закончиться. И не получалось. С одной стороны генерал стеной с другой Ксения. Не будешь же родную сестру сметать с дороги. Пришлось взобраться на стол и перешагнуть его.
— Машка, не смей! Положи его! — заорал он, оказавшись почти рядом. Ну, как собаке Баскервилей.
Домоправительница услышала. Фух. И положила.
— Машка! — А чего… положила. Лежит же, ну с метра упал на доски пола. Звук такой характерный, словно встретилась голова с деревом. Бумс.
— Машка! Воды принеси! Ведро! И бинт со спиртовой настойкой! — лоб товарищу разрезали в нескольких местах и теперь лицо кровавую маску напоминало. Ужас ужасный.
На этом праздник жизни закончился. Гости резко засобирались по домам. Ну, как же у кого куры не доены, у кого собачка на сносях. Этим добираться больше трёх часов по хреновым дорогам. Вот в последнем случае чистая правда. Это генерал Соболевский такой аргумент нашёл. Правда была в его словах. Сашка свои дороги как мог два раза в год весною и осенью приводил в порядок. Сделал это частью барщины. Теперь до Басково вполне себе дорога, не асфальт, конечно, но и не те ужасы с колеёй, в которой может Т-90 потеряться. Только это Сашка у себя с дорогами порядок навёл. Генерал же ни о чём таком даже не думал. От Басково до его Егорьевки десять вёрст примерно в сторону Тулы, но это не главная дорога, а так — свороток. И вот она для колёсного транспорта в дождливую погоду просто непроезжая, а в сухую условно проезжая. Одному на телеге туда соваться Сашка бы не рекомендовал. Пока Сашка с помощью Машки и мешающейся Ксении оказывал помощь пострадавшему, народ быстренько раскланялся с Николаем Ивановичем Болоховским и потрусил на бричках восвояси. Шахматову промыли порезы, от фужеров оставшиеся, на лице, промыли ранки на ухе и забинтовали, как уж получилось. Получилось весело, если со стороны на это смотреть. Вся рожа в белые тряпицы замотана и только глаза и нос торчат, на носу порез тоже есть небольшой, но на него просто бумажку приклеили, как после бритья неосторожного.
Плохо. Что в сознание потомок мурзы татарского так и не пришёл. Лежал безвольной куклой, позволяя всё с собой делать юным Гиппократам и даже не мычал.
— Нужно перенести его в дом и положить на кровать, — решительно потребовала Ксения, когда муж вернулся, проводив последних гостей.
— Нужно положить его в его карету и отправить домой, — предложил альтернативный вариант князь. На самом деле Шахматов приехал в настоящей карете. Прямо как тот родственник мурза. Карета, правда, вся немного покоцанная и лак местами облупился и стёрся. Но не бричка дешёвая.
— Саша, — отозвала его в сторону кикимора Анна.
Кох осмотрел поле боя. А чёрт его знает, всё же лучше домой отправить, наверное.
— Что теперь?
— Сашенька, теперь у тебя будут из-за меня неприятности? — кикимора подавленной не выглядела. Решительной выглядела.
— Разберёмся. Главное, чтобы у тебя не было.
— Давай я ему настойку одну дам.
— Настойку? Отравить хочешь? — отпрянул на секунду и зашипел на Аньку Сашка.
— Нет, он ума лишится, — Анна и не думала смущаться.
— Это перебор. Пусть домой едет. Он за свои неразумные действия пострадал уже, — Коху этот весельчак даже нравился. Такой душа-парень нараспашку. Бить Анну и хватать её за задницу это недопустимо. Но делать из человека сумасшедшего за это? Лишку.
— Как бы потом беды для тебя от него не было…
Накаркала.
Соседа уложили всё же в его карету и отправили домой.



Глава 6

Событие десятое

— Почему вы не хотите взять меня с собой? Я могу помочь, я попадаю белке в глаз со ста шагов.
— Вот подвергнемся нападению белок, я тебя сразу позову.
Александр Ботников «На краю земли: Шпицберген»

— Саша? — Анька прижалась к нему чуть менее костлявым чем раньше задом.
Нет, пампушкой не стала. Конституция, видимо, такая. Но и с той шкилетиной пятилетней давности не сравнить. Титьки из нулевого размера стали второго, должно быть, Кох модельером женской одежды не был и разницу в сантиметрах, или может, в сантиметрах кубических не знал. Однако чего-то там выпирало немного. Ну и сзади чего-то отклячивалось.
— Саша, чего теперь будет? — кикимора повернулась к нему. Ночь за окном лунная и занавесок не задёрнули. Потому, рожицу взволнованную хорошо видно, особенно большущие глаза с золотой радужкой. Ведьмины глаза.
Виктор Германович тоже об этом думал. Возможны три варианта. Иван Артемьевич Шахматов мог утереться. Ну, сам виноват, чего к чужой девке полез? Второй вариант сомнительный. Потомок мурзы мог обратиться в полицию. Сашка не великий юрист, тем более в этом времени, но Анна мещанка, а не крепостная и бить мещанок, наверное, это как-то уголовным кодексом преследуется, а дальнейшее было только защитой. А может всё и не так и бить мещанкам дворян нельзя. Терпеть надо. Что-то ведь было про унтер-офицерскую вдову, которая себя высекла. Вспомнить бы в чём там мораль? А Сашка вообще переборщил, бросив в товарища вилку. Опять же суд — это суд. У Сашки денег точно больше и люди есть в Туле, которые за него словечко замолвят. Не ясно ничего с этим вариантом. Но «с богатым не судись» идиома известная.
Третий вариант был самим плохим. Этот потомок мурзы мог вызвать князя Александра Сергеевича Болоховского на дуэль. На саблях или шпагах вряд ли. Насколько понял Сашка, Шахматов не служил. И не настолько богат, чтобы иметь учителя по фехтованию. Скорее, даже беден Иван Артемьевич, несмотря на наличие кареты. У него село Шахматово дворов на пятьдесят. Один раз был в том краю Сашка, когда по лесам с бортником своим разыскивал деревья с роями пчёл. Село не большое, церковь деревянная и покосившаяся. Чёрная вся. Река далече. И летом же ехали, так рожь с пшеничкой хиленькими выглядели.
Остаётся стрельба из пистолей. Плохо. Даже ещё хуже. Сашка понятия не имел о возможностях соперника. А ну как он фанат стрельбы, как Сильвио в повести Пушкина «Выстрел», палит целыми днями по мухам. Сам Виктор Германович тренировался. Хотелось бы больше, но тренировался. Словно предчувствуя, что понадобится. Ну и удалось от души пострелять из всяких разных стволов во время учёбы в танковом училище в Харькове и после, в Афганистане. Там, естественно, оружие другое, но из «Макарова» Кох выбивал двадцать девять частенько, когда норматив сдавали по поясной (мишень № 7) или ростовой фигуре (мишень № 8), при ночных стрельбах, а иногда и все тридцать из тридцати.
Плохо не то, что стреляет он там хуже или лучше Шахматова. А то, что самый дрянной стрелок раз в жизни случайно, целясь в голову, попадёт в пузо. Двадцатимиллиметровая пуля проделает в куче кишок и желудке дырку и генуг гегенубер. Перитонит и смерть в страшных муках. Очень бы не хотелось Коху вот так из-за весельчака этого пьяного умирать.
— Подождём. Спи давай…
— Я не знаю, как вышло. Он сначала меня за зад ущипнул, потом шлёпнул, а там и вовсе под подол полез. Я только тебе разрешаю туда лазать…
— Смешно. Спи, чудо лесное, — Сашка рукой прикрыл золотые глаза.
— Не. Я теперь не усну…
— Сексотерапия?
— Охальник. Любовь это, — кикимора поцеловала его, со всей силы прижавшись губами.
Пришлось отвечать. Ну, а дальше по стандартному варианту. Любила Анька верхом поскакать.
Жили они долго и счастливо? Ну а чего? Скоро четыре года с половиной совместной жизни. Счастливо? Анька иногда спрашивала, почему у них детей нет. Что ей Виктор Германович мог сказать? Что у даунов, кажется, не бывает детей. Нет. он не специалист. Бывают у них дети или нет, он понятия не имеет. Может в Анне дело? Застудилась там в лесу в землянке или по какой другой причине. А может, у него чего кроме дебилизма проблемное? Если честно, то Сашка даже рад был, что у них нет детей. А если даун тоже родится⁈ Это в этого княжича вселился чужой разум и путем многолетних тренировок почти привёл тело и разум в порядок, только круглая мордочка осталась монгольская и вот эти иногда настигающие его при волнении помутнения рассудка. Так это попаданец. А его там сын или дочь так и будет всю жизнь ходить, косолапя, и слюни пускать, а мычать ещё чего нечленораздельное. Зачем ему такое счастье? Может родиться нормальный ребёнок? Не знал Кох. И лучше и не узнавать. Нет и хорошо. А вот Анька иногда страдала. И её понять можно — девке двадцать три года четыре с половиной года каждую почти ночь скачет на дурне и ничего. Замыкалась кикимора время от времени и плакала в уголке или ночью в подушку, вздрагивая худенькими плечиками.
— Ты же травница, попьём каких травок и помолимся, и даст бог, будет тебе ребёночек, — утешал, прижимая к себе кикимору Сашку. Девку жалко, слов нет. Просто не понимает она сто процентов, что ребёнок даун, которого стыдиться надо, а не гордиться, им больше горя чем радости принесёт.
Наконец Анька уснула, а Кох лёг на спину и стал придумывать способы избежать дуэли, если этот идиот его вызовет, очухавшись. Всегда можно отказаться. Да, будут трусом соседи называть и отворачиваться встретившись. Ну, Виктору это фиолетово. В принципе, можно будет через пару — тройку лет продать все три села и купить имение, где в Малороссии. Там тепло, не нужно думать, вымерзнет абрикос или нет и не надо районировать кукурузу. Она там точно вырастет, а урожай подсолнечника на донецких чернозёмах и южном солнце будет раза в два выше. И яблони туда можно завести крупноплодные из Польши и Чехии. Одни плюсы.
Нда, или не фиолетово? Всю жизнь ходить трусом? Эх, дурень, предлагала же Анна ему отвар дать специальный, чего выёживался. Точно — дурень.



Событие одиннадцатое

Стреляют не чтобы бабахнуть, а чтобы попасть.
Хамфри Богарт

День прошел, точно, как год пустой. И второй прошёл пустой. Сашка бегал с босотой. Это теперь пять беспризорников — воспитанников с ним до леса и обратно по три раза носятся. Третий день был золотой. С этой Машкой — сволотой… Сил не хватает. Она затеяла вражду с попиком болоховским — отцом Феодором. Теперь ходят друг на друга жалуются. Но Сашка-то не дурак, Машка она только домоправительница, а поп он проводник его идей в крестьянской среде. Ещё он обычный крестьянин и вот через внедрение новых культур и сортов в его хозяйстве Сашка и пытается подвигнуть народ к инновациям. Есть поле у попика и огород за плетнём с палисадничком, где яблоньки и даже цветочки растут. Землю пахать и убирать урожай он людей нанимает, а вот сеет рожь обычно сам. Идёт и широкими взмахами руками отправляет зёрна в полёт. Улыбка при этом до ушей. Но батюшка хитрый и вороватый попался, то уходя из гостей ложку серебряную прихватит, то щенка кавказской овчарки пообещает продать дорого и продаст. А денег половину принесёт. Вот Машка его и стыдит. Смотрится это комично. В Машке метр восемьдесят с гаком и грудь колесом, а в отце Феодоре полста кило на метр пятьдесят роста. Стоят груди выпятив и покрикивают друг на друга.
— Срамница!
— За попадьёй своей смотри! Она вчерась по селу шатаясь шла, люди сказывали.
— Так праздник двунадесятый. День Святой Троицы!
Ну и в том же духе. Попик приходит потом к Сашке жаловаться, приходится золотым червонцем откупаться. Машка опосля внушение получает, что своими поползновения по защите ложек она разорит их. Но побурчав домоправительница успокаивается ненадолго и опять кричат друг на друга эти оппоненты, мать их, посреди двора через неделю.
Миновал и день четвёртый. Дождь лил как из ведра и все дома сидели. Сашка вспомнил про кроссворды. Хотел же несколько составить, для детишек и Анны с Машкой. На них целый день и убил. Вечером сели разгадывать и началось. Да. А закончилось подзатыльниками. Это домоправительница дерущихся знатоков разнимала.
Настал и прошёл день пятый. И Кох успокоился, посчитал, что события будут развиваться по первому варианту. Шахматов осознает, что был неправ и затихарится.
Нда только за пятым пришёл день шестой, и к обеду на двор перед теремом лихо въехала бричка с двумя впряженными в неё серыми в яблоках кобылками тонконогими. Это прибыл генерал Александр Палыч Соболевский. Один прибыл. Не к добру.
— Откушать с ними? — Машка и над генералом возвышалась. Сашка кивнул в подтверждении приглашения.
— Картошечка жареная с тефтельками. И соус к ней грибной. Изюмительная вещица. Не побрезгуйте, Ваше Превосходительство.
— Кхм, я по делу… вообще-то. С соусом говорите, Александр Сергеич?
— И с кальвадосом грушевым.
— Ох, грехи наши тяжкие. На чревоугодие… А хорошо. Не убегут те дела.
Гад, две порции изъел, а потом и выдал под кофеёк.
— Секундантом я ныне у господина Шахматова. Вызов прислал вам на дуэль.
Оскорбили вы его на днях. Да-с. Нехорошо получилось, — генерал пригубил из фарфора французского, — Умеет у вас кухарка кофий варить.
— Он ведь Анну лапать полез. Под подол ей руку запустил.
— Девка крепостная…
— Она мещанка и… невеста как бы моя.
— Как так⁈ Это мезальянс! — вскочил Соболевский.
— Это любовь. Слышали про графа Николая Петровича Шереметева и Прасковью Жемчугову. Ну, да бог с ними. Чтобы вы сделали, ваше превосходительство, если бы вашу жену или невесту начал хватать, извините, за зад пьяный гость?
— Чудные дела. Но ведь Иван Артемьевич не знал этого… м… всего, — стал кружева в воздухе генерал рисовать.
— В юриспруденции есть формула: «Незнание закона не освобождает от ответственности». Звучит так: «Ignorantia juris non excusat», — Это Кох на всяких совещаниях в питомнике любил вставить, когда какой-нибудь нашкодивший товарищ оправдывался: «Я же не знал, что так получится».
— Да?
— Вы передайте Ивану Артемьевичу дорогой Александр Палыч, что если он двенадцать часов простоит на коленях перед Анной и перепишет на неё своё имение, то я его прощу и не убью.
— Это же неслыханно! — чуть не расплескал кофий его Превосходительство.
— И из-за меньшего войны начинались. А теперь по делу. У меня секунданта нет. Я пошлю завтра поутру человека за моим зятем князем Николаем Ивановичем Болоховским. Да заодно и за доктором. Нужно же будет зафиксировать смерть господина невежды. Передайте ему мои слова. Есть у Ивана Артемьевича пять дней. Два до Тулы, там собраться день и два назад. Стреляемся вот на этой поляне перед домом. Я же выбираю оружие. Стреляемся с тридцати шагов и одновременно по звуку другого выстрела. Такие условия допустимы, Ваше Превосходительство?
— Да, ничего необычного. Так-то с двадцати шагов обычно, но хозяин барин — пуля тридцать шагов пролетит, — погрузившись в задумчивость пробурчал в чашку с ангелочками Соболевский.
Это было всё, что Сашка придумал, чтобы в этой дуэли победить. Нужно посеять в противнике два чувства. Первое — это чувство вины. Он, оказывается не дворовую девку по жопе хлопнул, а залез под подол невесте князя. Совершенно разные ситуации. И второе, если тебя обещают убить, то видимо что-то за собой имеют. Например, умение стрелять из пистоля. А ещё необычно большая дистанция и способ начала стрельбы — одновременно. Обычно по жребию выбирают. Кто первый стреляет. А тут вона чё⁈ Удивить и выбить из равновесия — половина победа. И плюс пять дней. И все эти пять дней этот товарищ, далеко не отморозок и не вояка будет себя накручивать, а в последнюю ночь ещё и уснёт. Завещание будет строчить и метаться из угла в угол.
Нет, возможно всё и не так будет. Но больше ничего придумать Виктор Германович не мог. Через пять дней видно будет.

Событие двенадцатое

Примириться с человеком и возобновить с ним прерванные отношения — это слабость, в которой придется раскаяться, когда он при первом же случае сделает то же самое, что стало причиной разрыва.

Артур Шопенгауэр

Зять выглядел осунувшимся. Тоже гонял ночью на постоялом дворе, думая, как дурню помочь. И после постоялого двора не перестал. Сиди себе в возке, кемарь под качку кормовую и бортовую, нет, сидел и придумывал способы для шурина избежать дуэли. Да. Он уже неделю не опекун ему, но отношение жены к младшему неразумному братику за десятилетие передалось и Николаю Ивановичу — заразился материнскими чувствами Ксении. Если честно, то опека эта на опеку и похожа не была. Младший брат Ксении был не по годам разумен. И трансформация от дурня, мычавшего невесть что, до человека, рисующего изометрические проекции и выводящего новые сорта ржи и пшеницы, совершилась так внезапно, что заставляло Николая Ивановича задуматься о существовании высших сил. Конечно он в бога верил и до этого. Только тут демонстрация была. Без участия господа бога такое просто невозможно. Услышал творец молитву матери о выздоровлении кровиночки и Ксюшеньки его о выздоровлении братика, и полным ведром разума зачерпнул, да и влил в круглую калмыцкую головушку. Радоваться надо. Так и радовались. И видимо прогневали господа. Решил спросить за дары.
Как Сашенька стреляться будет? Он же… человек рисующий чертежи и выводящий новые сорта ржи, владеющий лавкой и ресторацией, пусть и с купцом на пару. А теперь и без нескольких месяцев и конезаводчик. Эту безобразную драку князь Болоховский видел и разобрался в причинах. Дать по рукам распустивших эти руки помещику надо было… Только Николай Иванович посчитал эти действия избыточными. Две дворовые, пусть и в прошлом, девки избили дворянина, а князь им помогал. Ну, кому расскажи так сказочником сочтут. Нет, всё на глазах. И вот теперь Сашеньке стреляться с этим помещиком Шахматовым. Умеет ли Саша хоть владеть пистолетом?
Вот такие думы одолевали всю дорогу и всю бессонную ночь Николая Ивановича. Потому смурной и прибыл под вечер в Болоховское. Прибыл не один. Когда он обращался с прошением отпустить его на неделю в Болоховское к командиру Тульского оружейного завода генерал-майору Философову, то на пару минут позже него в кабинет генерала зашли два человека интересных.
Молодой был в мундире полковника артиллериста, а того, что постарше Николай Иванович отлично знал. Фактически Тульским оружейным заводом командовал генерал-майор Александр БогдановичФилософов, но в то же время в Туле жил и всё время практически находился в управлении завода Евстафий Евстафьевич (Густав Густавович) Штаден. Это был бывший командир завода до 1826 года, когда его Александр Богданович и сменил. Теперь же уже десять лет, получив чин генерал-лейтенанта, служил Евстафий Евстафьевич инспектором оружейных заводов Российской империи. Но, так сказать, местом дислокации выбрал Тулу, а на остальные заводы только наезжал с инспекциями. В Туле и жил с семьёй.
Полковником же был его старший сын — Иван Евстафьевич, назначенный вскоре по окончании победоносной польской кампании командиром № 4 батареи 18-й артиллерийской бригады, расквартированной под Москвой. В Тулу приехал за новыми орудиями и кавалерийскими штуцерами для казачков, приданных артиллеристам в охранение.
Гости поздоровались с князем Болоховским, слово за слово и как-то неожиданно для себя Николай Иванович выложил все беды свои отцу с сыном. Закончил, что едет к Александру Сергеевичу секундантом.
— Тот самый, что чертежи необычные придумал? — спросил отец.
— Тот самый, что ресторацию «Прованс» открыл в вашем бывшем доме, Николай Иванович? — хмыкнул сын.
— Тот самый. Повздорил с соседом. Возможно, мне удастся их помирить, –скорбно покивал головой князь Болоховский.
— Один едете? — почесал висок полковник.
— С доктором.
— Возьмите и меня с собой. У меня приличный дорожный возок. Очень удобный.
— Ежели охота.
— Ещё как охота. Уникальный у вас родственник. Я уже наведывался и в его лекарственную лавку. Два ящика «лекарства» закупил. Ничего подобного в жизни не пивал. Фурор полный в Москве произведу с сим лекарством. А в «Провансе» позавчера чуть дара речи не лишился от деликатесов и тех девиц, что их разносят. Интересный склад ума у вашего шурина. Непременно нужно познакомиться, ну и тоже попытаюсь помирить драчунов.



Глава 7

Событие тринадцатое

Примирение с врагами говорит лишь об усталости от борьбы, о боязни поражения и о желании занять более выгодную позицию.
Франсуа де Ларошфуко

Клинт Иствуд и прочие герои американских вестернов вдолбили в головы советских людей, когда западные боевики хлынули на наши просторы, что главное в жизни — уметь быстро стрелять. Кох исключением не был и американские фильмы смотрел. А кто первый скажет, что не платил рубль в подвальных киносалонах, чтобы посмотреть американский боевик, в того, как в библии и сказано, нужно швырнуть булыжник — оружие пролетариата. Тут надо пиндосам должное отдать, кино у них получается интересное и некоторые фильмы ещё и познавательные. Настоящие инструкции. И как умение быстро выстрелить применить к началу девятнадцатого века в России? Не револьвер же у тебя торчит из кобуры на поясе, а однозарядный пистоль с порохом, насыпанным на полку. И от нажатия на спусковой крючок до выстрела какая-то секунда, а то и две целых проходит. Ага! Вывод, можно нажать, а потом прицелиться. Наоборот сделать. Пока потомок мурзы будет опускать руку, пока целиться, потом нажмёт на спусковой крючок, там от удара кремня загорится порох на полке и через запальное отверстие огонь попадёт в канал ствола… Это время. Это как бы не пять, а то и больше секунд, особенно учитывая то, что Шахматов не профессионал, а возможно и не любитель даже.
Нужно нажать на спусковой крючок, как только прозвучит сигнальный выстрел, и мгновенно навести ствол в сторону противника. Живот даже предпочтительная цель, по сравнению с маленькой головой, или грудью, где полно мест, попадание в которые, не будет смертельным. Пушкину через полтора года попадёт пуля в живот и айда.
Именно отработкой этого приёма Сашка все пять дней до дуэли и занимался. Сначала не успевал. Ага. Упражнялся он не один. Вызвал из Басково Коморина Александра и Агафона. Эти двое так в барском доме и прижились, хотя дома им в Болоховском Сашка, как обещал, построил. Там жёны с дитями в тех домах. Оба обжинились. А сами папаши молодые подальше от плача детского охраняют табун дорогих лошадей и барский дом в Басково. Они заряжали пистолеты, а он палил. Коморин и подсказал Сашке, что опускать и вытягивать вперёд руку не надо. Нужно просто произвести движение кистью, при котором ствол направится на соперника. Попрактиковались. Теперь успевал Кох, но меткость упала чуть не до нуля. Как, блин, эти чёртовы ковбои стреляют, не целясь, на вскидку. Поставили наскоро сделанную из досок мишень в виде фигуры человека в тридцати шагах и последние три дня Сашка учился, работая только кистью, направлять ствол пистоля в живот деревянному солдату Урфина Джуса.
Не сто процентов и не всегда в живот получалось. Доставались пули и остальным частям тела. Тем не менее, результат был обнадеживающим, при толике удачи, Сашка выстрелит точно раньше Шахматова и попадёт. Не убьёт так и шут с ним. Хотя, про отвар, что с ума сводит, теперь точно нужно подумать. Пусть доктор его раненому даст испить. А нефиг чужих кикимор за зад щипать и под подол лезть. Сашка сам и то не счипает. Оборзели!
В последний день Сашка даже испытание провёл. Он скомандовал Коморину зарядить три пистоля холостыми (чуть не сказал патронами), просто без пули, только пыж, и потом поставил в тридцати метрах от себя Александра, а Агафону дал стартовый пистоль. И наказал смотреть, кто произведёт первым выстрел и насколько раньше это произойдёт. Бабахнули. Сашка и сам видел, что проделывающий всё правильно, Коморин не успеет просто выстрелить, пуля ужо в нём будет. Это и подтвердил хромой ветеран.
— До пяти успел обсчитать, — сияя всеми семью зубами, обрадовал Сашку бывший каптенармус Неустроев.
Если и не спокойный, как мамонт, был Сашка вечером того дня, как появился Николай Иванович с доктором и неизвестным офицером артиллеристом, то точно волновался меньше князя Болоховского.
— Саша, мы с Иваном Евстафьевичем намерены сделать всё, чтобы дуэль не состоялась, — прямо спрыгнув со ступеньки большой кареты начал Николай Иванович, — Помирить вас намерены.
— Николай Иванович, а что бы ты сделал, если бы тот товарищ Ксении стал по заду шлёпать. А потом под подол полез? — наверное Сашка бы и пошёл на мир. Но вот теперь после пяти дней тренировки, чувствуя себя гораздо увереннее, извиняться бы точно не стал. Если Шахматов извинится перед ним и Анной, ну, тогда возможно.
— Саша, это… Ну, это другое, — стушевался бывший прапорщик.
— Она мне жизнь спасла, вылечила. Она… Это не другое. Я Аню люблю.
— Товарищ? Он из гусар? — услышал необычное слово артиллерийский полковник.
— Не знаю. По-моему, он нигде не служил. Но не уверен. А у меня это просто присказка, что ли, такая. Когда мне человек не нравится, я его вместо «господином», товарищем величаю, — блин, так попаданцы и заваливают операцию внедрения в среду хроноаборигенов. Некоторые слова сейчас совсем иное имеют значение.
— А вы стрелять-то умеете, Александр Сергеевич? — немец чуть насмешливо посмотрел на дурня. Да, ему Николай Иванович поведал о разумности шурина и его чудесном выздоровлении, но вот когда увидел Штаден лицо родственника, то засомневался в правдивости слов князя.
Сашка хотел в запале ответить, что мол может соревнование устроим. Но рука устала и болела, всё же отдача сильная у пистоля, а тут рука ещё не в упоре. Нет, не надо никаких соревнований. Руку надо поберечь для завтрашней дуэли.
— Я немного пострелял сегодня.
— Всё же я попытаюсь завтра переговорить с вашим «товарищем». Ничего хорошего в дуэлях нет. Да и запрещены они Государем императором.

Событие четырнадцатое

В прицел лучше видишь жертву, а не человека.
Владимир Михайлович Хочинский

Ай! Все ему говорили, что он «О». А он «Ого-Го». В смысле, во всех книгах всегда, где дуэли описывали, главный герой, всю ночь не спит и только под утро, забывшись тревожным сном, сразу бывает разбужен секундантами. А Сашка прижался к кикиморе, хотел заснуть, но та решила в последний раз может в жизни дурнем попользоваться и, зацеловав, взгромоздилась на него и… утомила дуэлянта. Отвалился Сашка от развратницы и как вырубило. На самом деле был разбужен секундантом. Хорошо хоть не напрямую. Анька и потрясла за плечо.
— Саша, там Николай Иванович за дверью ругается.
Кох протёр глаза. А ведь может последний день на солнце сегодня смотреть будет.
— Саша! Просыпайся! Пора чай попить, и скоро приедут секунданты с Шахматовым, — Николай Иванович вторично постучал костяшками пальцев в дверь.
— Встаю! Спасибо, Николай Иванович. Проснулся уже.
Анька выскочила из постели в чём мать её родила. Сашка вдруг песенку вспомнил. Вспомнил и пропел кикиморе.
— Выйду в поле голая,
Пусть сожрёт медведь.
Всё равно мне бедненькой
Нечего надеть…
— Какой медведь? — вылупилась на него Анька.
Нда. Не те времена. Не те проблемы у дивчуль.
Пили кофий утренний на той самой веранде, где всё и началось. Народу на этот раз было меньше. Тимофеем Иоганновичем Беккер — можно сказать — семейный доктор, Иван Евстафьевич Штаден — полковник артиллерийский и двое князей Болоховских. Прибытие противника с его секундантами ожидалось к десяти утра. Всё же от Шахматова до Болоховского больше пятнадцати вёрст по не очень хорошей дороге. Сашка, назначая дуэль у себя, тогда, про это не подумал, а сейчас, оценив, плюсик себе за догадливость поставил. Чтобы к десяти часам сюда успеть, Шахматову нужно встать раненько, да по пыли сюда ехать часа два, приедет невыспавшийся, пропылённый и уставший. Дальше были варианты или злой, или подавленный, но оба варианта меткости и скорости реакции не добавляли.
— Иван Евстафьевич, — решил нарушить раздражающую его тишину за кофепитием Кох, — есть нарезные штуцера и пистоли. А есть ли у вас нарезные пушки?
— Пытливый ум у вас, Ваша Светлость. Нет, сейчас в армии нет таких пушек. Только в Москве в Кремле одна такая пищаль есть. Штучно изготовили нарезное орудие еще более ста пятидесяти лет назад, и оно казнозарядное. Это парадная калибром 1.8 дюйма (46 мм) нарезная пищаль с винтовым затвором, ствол — железный кованый, длиной девять футов. Изготовлена эта диковина была в московской Оружейной палате в 1673 году. Стрельба из них велась исключительно сплошными свинцовыми сферическими или продолговатыми снарядами. Сами понимаете Александр Сергеевич, что при этом резко увеличились время заряжания и стоимость изготовления. Потому и не прижились такие диковины. Ни в одной армии в Европе нет таких орудий.
— А клиновой затвор если применить?
— Клиновой затвор? Что это? — бамс, расслабился Сашка и опять влез в неизведанные дали. Раз артиллерист спрашивает, что это, то клиновой затвор ещё не изобретён. Жаль у них в танковом училище не преподавали историю артиллерии. Так-то, где в уголке больных мозгов было то ли воспоминание из интернета почерпнутое, то ли на самом деле в училище говорили, что нарезные пушки появились после Крымской войны. Прилично ещё до неё.
— Две направляющие с треугольным профилем и по ним скользит затвор плоский с такими же треугольными углами с одной стороны. Вот так, — Сашка на пальцах попытался изобразить этот затвор.
— Не слышал о таком. Но я тут не могу говорить за конструкторов. Моё дело солдат учить стрелять, да дисциплину в вверенном подразделении поддерживать. А вам, Александр Сергеич лучше с умными людьми на Тульском заводе оружейном поговорить.
— Не получается у меня. Дурень, — вспомнил опыт общения с конструкторами и мастерами завода Сашка.
— Едуть! Едуть! — к ним на всех парах неслись Ваньки, посланные в боевое охранение на перекрёсток дорог.
— Живы будем не помрём, да… пушку мы изобретём, — под нос себе пробурчал Сашка и начал выбираться из-за стола.

Событие пятнадцатое

Слово — что камень: коли метнёт его рука, то уж потом назад не воротишь.
Мигель де Сервантес (1547–1616) — испанский писатель

С Иваном Артемьевичем Шахматовым, в карете его, прибыли генерал Соболевский Александр Павлович и Селиванович Антон Антонович. Соседи. Понятно, они тут все друг друга давно знают и появившийся незнамо откуда дурень. если враг одного из этого сообщества, то и для других не друг. Не так немного. Они, конечно, знали, что у вдовы князя Болоховского есть сынок. Как и то знали, что он дурак мычащий. Который не говорить ни ходить не умеет. И когда после непонятных смертей нескольких человек сразу рулить в двух имениях стал этот дурень, то народ удивился. Сильно удивился. Потом дурень пасеку завёл и даже высокое начальство ему в том помогало и школу пчеловодов организовало. Потом господа узнали, что дурень выкупил у Дворянского банка закладную на своё имение. Деньги заработал где-то? Чудеса. Но этот чудесный дурень жил затворником почти, в гости соседей не звал и сам визиты не наносил, а если кто по-соседски заезжал, то оказывалось всегда, что барина нет, он в другом селе или в Туле. Так и прекратили соседи ездить. И вот, когда старшая дочь Натальи Андреевны покойницы, царствие ей небесное, позвала соседей отметить совершеннолетие брата — дурня, то все откликнулись с радостью. Любопытство. Со всеми семействами пожаловали. И вот чем это закончилось. Неприличной и неслыханной дракой и избиением уважаемого человека — балагура и доброго, хлебосольного хозяина Ивана Артемьевича.
Первым из открывшейся резной двери кареты задницей безразмерной вперёд показался огромный Антон Антонович. Блин, рожает же земля российская таких монстров. Два метра почти ростом и метр не меньше в плечах и брюхе. Как только карета под ним не развалилась. Для такого товарища коня специального надо, если он на крестьянскую лошадку усядется, то ногами землю достанет. Даже не так. Она просто рухнет, эта несчастная лошадёнка, на землю под такой тяжестью. Тут и шайр задумается крепко, стоит ли мучиться или тоже сразу брыкнуться на бок, чтобы хребет не переломился. И коню жить охота. Руки Сашке секундант Шахматова не подал, кивнул только, ну хоть с полковником поздоровался и князем Болоховским.
Следом вышел на воздух генерал Соболевский. Он руку Сашке протянул, но вёл себя холодно.
— Готовы ли вы, Ваша Светлость?
— Всегда готов, — решил пошутить Кох, но шутку генерал не понял. Точно, не слышал же он про пионеров. Не повезло.
Последним вышел на белый свет сам Шахматов. Что можно сказать? А сказать можно, что классно они с боевыми девками отделали любителя чужих задов. Вся физиономия в шрамах заживающих, а шишка на голове ещё не прошла, эдаким жёлтым рогом на солнце отсвечивает. Иван Артемьевич руки Сашке тоже не подал, даже не кивнул в ответ на кивок дурня, задрал нос и пошёл к Николаю Ивановичу и полковнику. А ведь плохо выглядит балагур. Круги под глазами, и глаза сами красные с сеточкой сосудов лопнувших. Плохие глаза. И походка вялая, словно пошатывает его. Может в карете по ухабам укачало? А может бессонная ночь сказывается? Нужно надеяться, что эти признаки явные говорят о плохом самочувствии противника и реакция у того будет замедленная.
— Господа, я как секундант Александра Сергеевича Болоховского, хочу предложить помириться двум хорошим людям и пожать друг другу в знак перемирия руки. Чего не бывает между соседями, повздорили, выпили чуть лишку. Бывает. Не устраивать же из-за этого смертоубиства. Тем более что указом императора Николая Павловича дуэли запрещены. Наказание за участие в дуэли содержит часть 5 книги 1 Свода военных постановлений. Статья 376 предусматривает, что «умышленный смертоубийца подлежит лишению всех прав состояния, наказанию шпицрутенами и ссылке в каторжную работу на десять лет», — первым взял слово Иван Евстафьевич Штаден.
— Рассказывают, что даже матушка императрица Екатерина Алексевна участвовала в дуэли со своей троюродной сестрой Анной-Людвигой, — кисло ухмыльнулся генерал Соболевский.
— Нет, господа, такие оскорбления можно смыть только кровью. Меня уважаемого человека и дворянина избили холопки этого господина, а потом и он сам позабавился, вместо пресечения сего предосудительного действа. Только стреляться.
— Кхм. Хорошо. Я так понимаю, что доктор в случае тяжёлого ранения извлечёт пулю и все мы будем молчать о случившемся? — пробасил Селиванович. Что скажите, господа? — он развернулся всей тушей к полковнику и князю Болоховскому
— Естественно. А вы князь не желаете попросить прощения и примириться с уважаемым Иваном Аркадьевичем? — Соболевский сжал губы повернувшись на каблуках к Сашке.
— Нет.
— Что ж, мы своё дело сделали. Теперь слово за пистолями. Где будем стреляться? Ведите князь, вы тут хозяин.
Место оборудовано. Виктор Германович приготовился. Большую лужайку рядом с прудом за рощицей лещин выкосили, потом дополнительно ещё прошлись с совочком и одуванчики выкопали. Теперь идеально ровный кусок метров пятьдесят на пятьдесят. В тридцати шагах друг от друга стоят воткнутые в землю две вешки в малиновый цвет покрашенные. Чуть в стороне на расстоянии метров в двадцать от центра этой поляны установлен постамент деревянный наподобие тех, на которые будут спортсмены в будущем подниматься — эдакий пьедестал почёта. На нём на равноудалённом расстоянии от противников будет стоять секундант с пистолетом, заряженным только порохом, он и подаст сигнал к началу поединка.
Придирчиво осмотрев приготовленную площадку и поулыбавшись на постамент, секунданты перешли к проверке расстояния между вешками. И тут Сашка сразу заметил, что желание у всех четверых одно — минимизировать возможность смерти одного из противников. Все четверо прошагали тридцать шагов. Понятно, что шагали широко, не нарочито, но и не сдерживая себя особо. Больше всех расстояние получилось у гиганта Антона Антоновича Селивановича. И народ единодушно покивал, что да мол, это и есть тридцать шагов. Вынули секунданты палку малиновую и отнесли её метров на шесть. Получилось не тридцать шагов, а почти тридцать метров.
Это ерунда. Кох, читая всякие книжки в детстве и потом про попаданцев в прошлое, почему-то считал, наверное, так было в книжках написано, что пистоль бьёт метров на пятьдесят. А убойная сила и того меньше. Тем более и сам стрелял из Макарова и там примерно так и выходило. И окарался, когда испытал пистолеты майора Болоховского — Сашкиного батяньки. На ста метрах был установлен щит из толстых сосновых досок. Поставили его и пальнул Кох. Пуля пробила доску примерно в 30 мм. Тогда Сашка и решил проверить максимальную силу пули. К щиту прибили ещё три доски. Получилось около 120 мм. И пуля пробила почти все доски. Точнее пробила все и даже самый кончик торчал из последней. Щепка отскочила и пулю было видно. То есть, она пробила со ста метров дистанции 120 мм сосновой доски. Ни на что подобное Макаров был не способен. Ну правда и заряд пороха несоизмерим. Здесь 5 грамм пороха, а в макаровском патроне всего 0.25 г. Точные ТТХ патрона к Макарову Кох не помнил, пуля летит, кажется, метров на триста. Здесь провели и такой эксперимент, отнесли щит на триста метров. Пробила пуля. На пятьсот — тоже пробила. Дальше не стали относить и некуда, лес начинается, и незачем. И без того ясно, что дальше пуля из древнего оружия летит. В чём тогда прогресс?
Точных штангенциркулей и аптечных весов у Сашки не было, а если примерно, то выглядит это так. Пистолет имеет длину ствола 330 мм, весит три фунта или около 1,2 кг, калибр 13,5 — 13,9 мм. Точнее не измеришь. Стреляли они из него круглой пулей диаметром 13,5 мм, весом 14 грамм Заряд черного пороха весил 5 грамм.
Как-то в одной из книг Кох читал, что общее мнение, что пехота с копьями сняла с полей тяжёлую конницу, ошибочно. Не пехота, а кавалеристы, вооруженные пистолетами, положили конец долгому господству тяжелого всадника, вооруженного копьем. Рейтары оказались приговором рыцарям.
— Что ж господа теперь расстояние правильное. Можем начинать, — озвучил от имени всех секундантов мнение, как старший, генерал Соболевский.
Сашка пошёл к правой вешке. Если на пятистах метра пуля пробивает сосновую доску в 30 мм, то пять метров или шесть, что добавили секунданты к расстоянию, ничего не изменит.





Глава 8

Событие шестнадцатое

Мы живём, слава богу, в свободной стране. Мы свободные люди. Не терпится вам продырявить друг друга — на здоровье! Но прошу вас, однако, соблюдать правила!
цитата из фильма «Всадник без головы»

Шахматов долго смотрел на предложенные пистолеты. Ему в шкатулке подали оба первому, чтобы он выбрал себе орудие смертоубийсва. Пистолеты у майора Болоховского были дорогие. Не Лепаж делал. Но видимо и до него мастера были. Сашка смотрел на выбирающего противника и чуть усмехался, он точно знал, что пистолеты одинаковые и заряжал Коморин их совершенно одинаковым пороховым зарядом и свежеотлитыми и чуть сглаженные напильником в местах разъёма пулелейки, облой счистили аккуратно.
Видимо почувствовав эту улыбку дурня, Иван Артемьевич схватил ближайший к нему пистолет и… положил его назад. Перекрестился и поднял другой, с ним и отошёл от секундантов. Коху выбирать не из чего, вынул тот, что остался, из шкатулки красного дерева с красной же бархатной оббивкой.
— К барьеру, господа! — эдак торжественно и трубно, словно отдавал команду своей дивизии, возопил генерал-майор Соболевский.
Сашка шёл к своей вешке не торопясь. На солнце, уже прилично вскарабкавшееся на небо, поглядывал. Солнце было точно по левую руку сейчас. Когда площадку распланировали, то специально сориентировали её так чтобы солнце, если день будет ясный, было сбоку и не мешало стрелкам. Точно напротив расположили пьедестал для стрелка, что сигнал подаст. Им вызвался быть всё тот же генерал Соболевский, он по двум ступенькам уже взбежал на верхнюю площадку и надвинув бикорн на глаза с видом петуха, взобравшегося на насест, оглядывал поле боя и участников поединка. Слуга царю — отец солдатам. Шагов двадцать до вешки — сильно не растянешь. Вот и последний, Сашка повернулся к противнику лицом. Потомок турецкого мурзы уже стоял в метре от своей малиновой палки и переминался с ноги на ногу. Ждал. Готов был? Ну, пусть понервничает. Это на пользу. Не Шахматову, Сашке.
Словно уловив настроение Коха, генерал Соболевский вытянул руку со свои пистолем вверх и гаркнул:
— Приготовились!
Сашка руку напряг. Сотни раз проделывал приём на тренировке. Правда, эти товарищи из благих побуждений отодвинули метров на шесть вешку, и следовательно, угол чуть изменился. Но это не важно. На всякий случай Виктор Германович отрабатывал два варианта выстрела, первый — пуля летит в грудь противнику, и второй, когда пуля попадает в живот любителю щипать девиц за задницу и лезть рукой к переднице. Ну, и раз теперь угол получится другим, то нужно согнуть кисть по первому варианту. Срельнуть в грудь, а пуля, чуть ниже опустившись, в пузу точно попадёт.
Сашка приготовился. Бабах. Выстрел очень громким получился. Что-то не подумал Кох, нужно было уменьшить навеску пороха в стартовом пистолете. Аж вздрогнул. Поворот кисти и палец уже тянет за спусковой крючок, ухо уловило удар кремня по полку, и в это время кисть закончила движение. Бабах. Отдача отбросила руку назад и всё перед лицом заволокло дымом. Если сейчас последует второй выстрел, то получится, что все тренировки зря, и он сам себя перехитрил, не прицелившись, как положено. Ох, и влетит тогда Клинту Иствуду. Сашка больше его фильмов смотреть не будет и друзьям отсоветует.
Бабах. Всё кердык американцу. Сашка сжался. Но прошло пару секунд. Ещё пару, а пуля противника в нём дырку не сделала. Пришлось открыть глаза и посмотреть на дело рук своих. Ветерок со стороны пьедестала, то есть, западный, уже уволок облачко от выстрела в сторону, и картина, нарисовавшаяся в тридцати метрах, Сашке понравилась. Иван Артемьевич Шахматов — потомок неизвестного Виктору Германовичу татарского мурзы лежал на боку в позе эмбриона, а рядом валялся пистоль, из ствола которого всё ещё сизый домок сочился на зелёную травку. А чего, нефиг было тут иго татаро-монгольское устанавливать. Россия она для… ну сам-то немец… для тех, кто чужих девок не бьёт по жопе.
К потомку уже поспешал от пьедестала доктор Тимофей Иоганнович Беккер, а следом, чуть подотстав, и трое секундантов и только генерал ещё стоял на своём помосте и оглядывал картину боя. Но тут и он очнулся, спустился по ступенькам и, поддерживая бикорн, устремился вслед за остальными. Сашка передал пистоль подошедшему степенно подпрапорщику бывшему Коморину и тоже пошёл к склонившимся над Шахматовым людям. Думал по дороге Кох не о потомке татарского мурзы, а о потомке арапчонка, подаренного Петру первому. Дуэль произойдёт через полтора года. И Пушкина ранят в живот. Правда, по дороге пуля сломает какие-то там кости таза. Интересно, а как должна лететь пуля, чтобы сначала угодить в таз, а после в живот? Наверное, в самый низ живота тогда. Как-то по телику про дуэль рассказывали, что, скорее всего, не смогли вылечить бы врачи, кости сломаны и даже раздроблены и перитонит в кишках, но врачи не лечили, а калечили поэта. Прописали пиявки при потере крови, это вместо красного вина, и холодный компресс назначили вместо тепла при таком ранении. И не зафиксировали человека при раздробленных костях. Всё сделали, чтобы быстрее отмучился.
— Что там? — услышал Сашка, подойдя чуть ближе, вопрос, доковылявшего туда быстрее, генерала Соболевского.
— Жив. Пуля попала в низ жива, пробив ногу. Скорее всего, раздроблена кость таза.
Вона чё? К чему бы такие совпадения?



Событие семнадцатое

Иногда достаточно убить человека, чтобы не быть им убитым.
Саша Чёрный (1880–1932) — российский поэт

— Надо положить его на твёрдую поверхность в тепло и дать разбавленного красного вина, — как только раненому перевязали ног… задницу, довёл свои воспоминания о Пушкине до народа Сашка.
— Его нужно отвезти домой в имение, — прогундосил Селиванович Антон Антонович, горой такой возвышающийся над остальными советчиками доктору.
— Господа, прошу вас разойдитесь, позвольте доктору заняться лечением, — генералу только дай покомандовать.
Сашка плюнул. Во всех смысла этого слова. И слюной на траву и мысленно на современную медицину. Не в том смысле, что моя хата с краю, и я уже своё дело сделал. Нет. Плюнул, так как понял, что правильно будут лечить Ивана Артемьевича или неправильно, не имеет значение. Он, как и Пушкин обречён. Сейчас нужно срочно делать полосную операцию и вырезать пробитые кишки и чистить брюшную полость. А ещё нужно ногу зафиксировать, в гипс или просто к кровати привязать. Ничего этого не сделает Беккер, просто не сможет. А помрёт Шахматов через день или через неделю, какая разница.
Стоило подумать о последствиях. Он и до того задумывался, но это были второстепенные мысли. Сначала нужно было выжить. Этим голова была занята. А дальше? Дантеса вышлют и разжалуют, Мартынова куда-то на Украину отправят, кажется. Больше ни про кого пострадавшего из-за участия в дуэли Кох не знал. Что-то мелькало в кино или книгах, что за дуэль офицеров разжаловали в рядовые и ссылали на Кавказ. Где офицер этот быстро рос до прежних чинов.
А дурня Болоховского куда разжаловать? Он не служил. Да, он вообще дурень. Лишить дворянства? И лишить земель? Вот, это уже серьёзно. Он столько сил за пять лет вбухал в оба имения, а тут придут дядьки и всё отберут.
Сашка отошёл от секундантов. Они обещали молчать и в полицию не заявлять. Как и доктор. Наверное, так и сделают. Кох дошёл до ротонды и уселся на лавку. Смотрел со стороны на чего-то горячо обсуждающих соседей и приехавших из Тулы и прикидывал варианты, как не лишиться всего. Можно фиктивно продать оба села и деревню Заводи зятю. Ага, а можно ли продавать Басково, если оно в залоге у Дворянского банка? В принципе, если собрать все деньги, и всё что можно продать. Да у кого чуть подзанять денег, у того же купца Изотова, то можно и собрать десять тысяч рублей серебром, чтобы выкупить Басково из залога.
Кох планировал выкупить доставшееся ему в наследство от грузинского князя имение осенью этого года или весной следующего не сильно кипишуя. Ничего необычного не должно было произойти и деньги нужны будут для организации конезавода. Калмыки же скоро приедут. По крайней мере, Виктор Германович на это надеялся. Нда. А теперь вот что получается.
Вскоре впавшего в бессознательное состояние Шахматова погрузили в его древнюю карету, туда же забрался доктор и Селиванович Антон Антонович, ему по пути. Он недалеко живёт. А вот генерал Соболевский с ними не поехал его имение в противоположной стороне, на севере, еще дальше Басково в сторону чуть от дороги на Тулу.
— Пообедаете с нами, Александр Павлович? — генерал Соболевский остановился возле ротонды, к которой уже подошли зять с артиллерийским полковником. Сашка заметил, что тот мнётся и окликнул.
— Почему бы и нет? Больно необычные вещи ваша кухарка готовит, — кисловато улыбнулся генерал. Понять его можно. Он на противоположной стороне был толь что. Не враг, но друг и секундант противника.
Через полчаса уже сидели за тем самым столом на веранде и обедали. Заранее предупреждённая Аксинья расстаралась всеми заморскими салатами и потом огромный мясной пирог подала. Девок не было. Сашка сказал им из дома носа не показывать, не вызывать свои видом у народа отрицательные эмоции.
— Александр Сергеич, а почему господин Беккер так зло посмотрел на вас, когда вы советы давали, как лечить раненого. Он — друг Шахматова? — с полной ложкой оливье спросил Штаден.
— О, это интересная история. Саша ведь практически Тулу спас от эпидемии холеры четыре года назад. А в сёлах его так вообще ни один человек не умер, кроме двух совсем уже древних старушек, — князь Болоховский гордо глянул на приезжего артиллериста.
— А ведь мне отец что-то писал тогда… — почесал переносицу полковник. — Нет не вспомню, расскажите Александр Сергеевич?
Сашка, не потерявший совершенно аппетита из-за убийства любителя щипать его Аньку, сидел с полным ртом. Только засунул туда приличный кусман пирога.
— Неехо расхазывать…
— Саша! — строго как на провинившегося сына глянул на него зять.
— Хм, — прожевав пирог и с тоской глядя на следующий кусок, Кох глянул на небо безоблачное, вспоминая якобы. Чего там вспоминать. Доктора доказали, что дай им волю, они всех кровопусканиями будут лечить и пиявками, — У меня Анна… Ну, та самая, ведь травница. Когда эпидемия началась, она и сказала, что есть отвар один, который помог в прошлый раз, за год до этого. Его бабка Анны придумала, тоже травница была. Там малиновые листья, корни лопуха, шиповник и листья, и плоды и листья земляники. Главное, больным как можно больше его давать.
— А доктора, что им в этом рецепте не понравилось? — продолжал любопытствовать полковник, сам про салаты не забывал при этом.
— Ну мы из-за Гиппократа повздорили.
— Вот как?
— Я что подумал, раз из организма происходит потеря жидкости, то нужно её и восполнять, но ведь жидкость из организма всегда с солями выходит. То есть, нужно не просто жидкость восстанавливать, а ещё и соль в питьё добавлять.
— Разумно, наверное. А доктора.
— А они пытались из организма жидкость вывести якобы отравляющую организм. Рвотное давали, кровопускание делали ослабленному болезнью человеку. Вот и повздорили. Генерал Философов отдал нам под больных складские помещения, там мы с Анной, Машкой и жёнами некоторых больных и выхаживали людей. Умирали, конечно, но с десятки раз меньше, чем в Москве или больницах в той же Туле, если в процентах брать ко всем заболевшим. Всего несколько десятков человек умерло. А вылечили пару тысяч. Да и тех бы вылечили, но они сперва к докторам попали, а те, как я и говорил, их кровопусканием лечили.
— Удивительная история. В Москве и правда много было заболевших. Мне из дивизии люди говорили. Я-то сам не застал, в Польше был, ловили по лесам бандитов и заговорщиков. Лютые воины эти ляхи. Отчаянные. Вообще, удивительный вы человек Александр Сергеевич, я в первый раз в жизни вижу, чтобы так стреляли из пистоля. Необычно и эффективно. Никогда, не видел такого способа, повторюсь. А сейчас понимаю, что именно так и надо стрелять на дуэли, если выстрел нужно делать по сигналу. Раз, и пуля уже ваша летит в противника, а он ещё только вытягивает руку, чтобы прицелиться. Покажите мне этот приём?

Событие восемнадцатое

Без убытков не познаешь прибыль.
Игорь Жариков

Гости убыли. Первые пару дней Сашка ждал вестей из Шахмотово, сидел сиднем дома и разве что пробежки утренние не перестал делать. Несколько раз до леса и обратно с пацанами. Известие о смерти Ивана Артемьевича скорее облегчение принесло, чем тревогу. Надоело уже бояться. А тут и беда нагрянула, которая на неделю точно выключила Сашку из окружающей действительности.
Он же почти пять лет назад осенью тридцатого года посадил в своём лесу несколько тысяч кедровых орешков. Всех детей тогда к этому действу привлёк. Посадил несколько сотен и вблизи терема с постройками. Что ж, нужно сказать, что та передача по телеку, где говорилось, что нужно расщёлкнуть орешек для увеличения всхожести, оказалась правдивой и помогла. Всхожесть была процентов восемьдесят. Через два года весь лес и всё свободное место у терема покрылось зелёненькими всходами. А ещё через два уже небольшие сантиметров по пятнадцать веточки опушённые длинными кедровыми иголками радовали взор. И вот весной случилось несчастье. Почти случилось. Прибежали дети, что ходили в лес за ветками — хворост собирали и сказали Машке, что кто-то объел кедровые веточки.
Все и бросились в лес. На самом деле с одной стороны леса, той которая к Басково протянулась тонким рукавом кто-то откусил все поросли кедра. Одни пустые без вершин и иголок прутики из земли торчат. Пару сотен точно сгрызли гады. Сашка прошёл повдоль леса и по самому лесу походил и понял, кто эти вороги. Полно было мелких шариков чёрных. Прямо огромным зоологом Кох не был, но с помётом косуль сталкивался. Эти шарики чёрные больше всего на него и походили. Под Свердловском к нему на дачу эти гады заходили, пока он всё забором не обнёс и полно яблонь и слив с вишнями обгрызли. Как и посаженные голубые ёлочки.
Сашка порычал про себя на всех оленей, в том числе и таких тупых, как он сам. За четыре года при желании можно было лес забором огородить из веток всяких. Просто навалить сушняка. Ну, теперь-то чего. Нужно было срочно принимать меры. Можно даже не сомневаться, что косули придут и этой ночью за понравившимся угощением.
— Анька бегом в терем, седлайте коня. И отправь срочно в Басково за вояками одного из Ванек. Пусть срочно сюда едут, до темноты должны успеть. Да, и пусть всё оружие, какое есть, с собой прихватят. Нужно будет косуль перебить.
Оружия у Сашки прибавилось. Он попросил четыре года назад на день рождения зятя подарить ему необычный штуцер. Так и повелось, на день рождения получал Кох очередной огнестрельный подарок. Первый был не просто необычным, а ого-го каким необычным, прямо раритет. Можно и в музее выставлять. Это был штуцер Анны Иоанновны, она в Кремле по воронам из него стреляла. Как сказал Николай Иванович по преданиям сломался у него замок и на починку привезли его в Тулу, но назад не забрали, так как Анна Иоанновна убыла вместе со всем двором в Санкт-Петербург. Но необычным он был не только из-за хозяйки. Оружие было игрушечным что ли. Так-то калибр у обычного штуцера егерского за двадцать миллиметров, а тут в районе одиннадцати и из-за этого и ствол тоньше и всё остальное легче, всего килограмма два с половиной весит.
— Философов разрешил тебе подарить в благодарность за лечение рабочих и мастеров во время эпидемии холеры, — протянул гордый князь Болоховский игрушку Сашке.
Второй был тоже необычный. Он бы двуствольный. Огромная длинноствольная хренотень весом под десять кило. В руке такую точно не удержишь, алебарду нужно с собой таскать. Ну, или лёжа стрелять.
На третий день рождения подарили зять Сашке опять чудной штуцер. Он бы не просто длинноствольный, а длинноствольный так длинноствольный. Непонятно, как умудрились в стволе нарезы сделать. Длинна ствола была полтора метра, а весь монстр за два метра.
А в этом году опять диковинка. Штукенция была с каморным заряжанием.
— Это новый французский штуцер капитана Анри Дельвиня, пояснил Николай Иванович. Россия закупила для проверки новинки.
Ну, так себе новинка. Весь смысл новшества в том, что как и в стволе гаубицы, например, часть ствола в самом конце имела меньший диаметр. Камору пороховую. Засыпался порох, как и обычно, но когда после заряжали пулю, то она для ускорения зарядки была меньшего диаметра, чем канал ствола. Пуля (Обычная сферическая) упиралась в камору и потом вставлялся шомпол и молотком наносилось несколько ударов. Пулю чуть плющило и она вылетала из ствола по нарезам с большой скоростью за счёт плотного прилегания к стенкам канала ствола. Дальность стрельбы и скорость заряжания улучшались, а вот меткость падала, так как пуля уже была деформирована. И кувыркалась при полёте.
Кох точно знал и следующий шаг, скоро изобретут пулю Минье. Ну и пусть изобретают, пока ему улучшать огнестрельное оружие рано. Все новинки сразу утекут к французам и англичанам, как вот этот штуцер капитана Дельвиня. Рано пока.
Успели к темноте бывшие солдаты, точнее унтер-офицеры. И засели в засаде на краю леса, ожидая рогатых гадов, уничтожающих кедровые беззащитные пока веточки.



Глава 9

Событие девятнадцатое

Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали.
Толстой Л. Н., Война и мир. Том второй, 1873

Утром на второй день после начала охоты на телеге везли в Болоховское три тушки. Косули в тот день не пришли, переварили прошлое угощение видимо, появились только через сутки, заставив людей в лесу комаров кормить. Кох думал, что целое стадо припрётся, с десяток, а то и с два десятка голов, и не угадал. Косуль было всего три штуки. Самец и две самки. А они оружия наготовили, патронов бумажных… Можно от наполеоновской армии несколько дней отстреливаться, а потом, когда она кончится, ещё по хану Батыю пострелять. Они, кстати, ну, иги татаро-монгольские вполне бы впечатлились видом поединщиков. Все ветераны прискакали на огромных конях. Сейчас, летом, табун племенных лошадей объединили и держали в Басково под присмотром бывших вояк и одного нанятого пастуха. Справлялись все пятеро плохо. Столько жеребцов держать вместе — задача нетривиальная. Они дерутся, кусаются, вечно выясняют, кто у них главный главнюк. От кого навоза больше.
Так приехали унтера бывшие на самых злобных и больших. Чудо богатыри былинные. С ними монголам тяжело биться будет на своих мелких лошадёнках, они им в попу плюнуть не достанут. Не унтерам, коням великанским. Приехали сами верхом, а чуть позднее старший Ванька, который так-то уже и не Ванька, а даже Ваня, шестнадцать лет молодому пасечнику, он уже с Сашку ростом, приехал на телеге. На ней всю ночь и проспал.
Словом, отбились от грозного врага и едут в Болоховское добычу освежевать и полакомиться жареной оленинкой. И тут их нагоняет целый отряд вооружённый. Пятеро военных. Четверо в зелёной форме с конскими чёрными хвостами на шапках — явно в форме конно-артиллерийской. А один всадник в другой. Чего-то тоже зелёное, но непонятное. Молодой этот остановился, а он первым ехал, напротив пятёрки на богатырских жеребцах и кричит остальным:
— Это, наверное, он! Дурень! — пальцем в Сашку тычит.
Коху эта популярность у молодёжи сразу не понравилась. Подъехали и офицеры артиллеристы и все на дурня оценивающе смотрят. Правда, и старички подтянулись. Сразу видно, что на правой половине дороги серьёзные люди едуть. Они на полкорпуса выше, сверху вниз бывшие вояки нонешних рассматривают.
Тут один из офицериков выхватывает саблю и пытается пробиться сквозь два строя к Сашке, кривя губы в усмешке. Вампирской такой, мол сейчас я твоей кровушки вдоволь напьюсь. Не доехал и свои конями оттеснили, и инвалиды его выдвинулись вперёд на вороных великанах.
— Вы подлый человек! Убийца! И я вызываю вас на дуэль. Немедленно дерёмся на саблях! — поняв, что просто подъехать и зарубить не получится, закричал срывающимся фальцетом горячий юноша.
Бабах. Это Коморин разрядил штуцер Анны Иоанновны. Они же всё, что стрелять может, зарядили, а потребовалось всего четыре выстрела сделать. Так что чуть не половина оружия заряжена. Сашка решил, что там палить не интересно. Лучше дома по мишеням, потому сейчас три штуцера, один карамультук и четыре пистоля были заряжены. Этот самый лёгкий вёз бывший подпрапорщик Коморин.
— Вы, господа, кто такие будете? — воспользовавшись наступившей тишиной, обратился к молодёжи Виктор Германович.
— Прапорщик 3-й конно-лёгкой батареи лейб-гвардии Конной Артиллерии Артемий Иванович Шахматов — старший сын подло убитого вами Ивана Артемьевича Шахматова.
— Вот как? Почему же подло? Была дуэль, секунданты. Всё по уложению, — пожал плечами Сашка, хотя понимал, что словами от этого товарища не отбрехаться. Мысль билась, ища выход.
— Вы лжец. Мне Антон Антонович написал, что вы выстрелили раньше сигнала. Я вызываю вас на дуэль на саблях или шпагах на ваше усмотрение. Тут вам не удастся сжульничать!
— А приезжайте завтра вместе с генералом Соболевским в имение ко мне. Там и поговорим, — сделал попытку Сашку.
— Биться немедленно! — взвизгнул гвардеец.
Кох оглядел своих вояк. Нет, не то время. Они на офицеров и гвардейцев, тем более, руку не подымут. А ведь проще всего, перестрелять, благо оружие заряжено и стоят кучно супротивники, и закопать потом в лесу. А коней, как и с грузинцами свести и продать в Рязани. Лошади офицерские рублей по двести выручить можно. А вон за ту рыжую кобылу явно из орловских рысаков и все пятьсот дадут. На кобыле восседал тоже молодой совсем вьюнош и тоже прапорщик. Он и остудил молодого Шахматова.
— У князя Болоховского нет оружия и секундантов. Это же крестьяне обычные. Холопы.
— Я…
— Александр, потом! — зашипел на Коморина, воспылавшего праведным негодованием, что его холопом обозвали, Сашка.
— Ну, хорошо! Завтра ждите нас с утра!
— С генералом Соболевским, — вытянул руку вперёд Виктор Германович.
— Поехали, господа, что с этим трусом разговаривать, — обращаясь к своим, но так, чтобы и Сашка это услышал, сквозь зубы прошипел Шахматов младший и воткнул шпоры в бока ни в чем невиновной лошадке. Та взвилась на дыбы и чуть не сбросила сидевшего на ней урода. Еле очередной потомок мурзы удержался.
Повторили почти его манёвр и остальные. Минута и они уже свернули на запад к Шахматову. Блин ещё бы пару десятков метров проехали они и разминулись бы, там основная дорога поворот делает и за небольшой холм заворачивает. Хотя… Разве это их остановило бы. В имение бы пожаловали через пару часов, ну даже дней. Разве это что поменяло бы?

Событие двадцатое

Пожилой и очень важный генерал (муж Натальи Сергеевны) вызвал поручика на дуэль, и поручик его сильно ранил, за что разжалован был в солдаты и послан на Кавказ.
Писемский А. Ф., Мещане, 1877

Праздник урожая, или праздник окончания великой охоты на саблезубых косуль из-за очередного потомка мурзы татарского Шихматова получился скомканный. Кстати, этот Шахматов на татарина тоже не походил. Усики были рыжими. А волосы из-под шапки хвостатой торчали совершенно русые. И разрез глаз был вполне европеоидный. Сашка прикинул по дороге. Это они на девятый день после смерти поспешают. И судя по запылённым мундирам с самой Москвы несутся, чтобы успеть. Великим знатоком жизни лейб-гвардии Кох не был, но считал, что вся она в Питере возле трона ошивается. Опять же что-то такое в мозгу было. Вроде как во время восстания декабристов конногвардейцы на приняли участие, хоть и были в Петербурге. Хотел их Николай вывести на Сенатскую повоевать, да раздумал. Выходит, и в Москве — матушке есть немного гвардейцев. Из Санкт-Петербурга точно не успеть, плюс письмо туда, от странного товарища по фамилии Селиванович. Интересно, а зачем этот боров написал в письме, что Сашка выстрелил раньше сигнала? Он ведь был секундантом, и все пришли к мнению, что всё было сделано по правилам. Хотел поссорить князя Болоховского с наследником? Зачем это ему? Ничего плохого ему Сашка не делал и видел всего второй раз в жизни.
Как оказалось чуть позже, новой дуэли Кох опасался зря. Никто из этой молодёжной банды к нему в Болоховское не пожаловал ни на следующий день, ни даже через три дня. Виктор Германович за эти три дня полностью удостоверился, что поговорка, что ожидание смерти хуже самой смерти, придумана умными людьми. Ни на саблях, ни на шпагах он биться не умеет. Пришлось опять подключать ветеранов, но и из них те ещё мастера сабельного боя. Показали ему парочку приёмов и на этом познания закончились. Три дня Сашка эти приёмы и отрабатывал. Ну, хоть привык к весу и возможностям отцовой наградной шпаги.
А тут на четвёртый день после встречи на дороге в Болоховское пожаловал тот самый молодой из военных и в странном мундире. Оказалось, что это младший сын Шахматова, который сейчас отдан в шляхетский корпус в Москве. Приехал, представился Александром Ивановичем, сказал, что генерал Соболевский заверил их в правильности проведения дуэли и ускакал. Ни здрасти, ни до свидания. Даже с коня не слез. Так и сидел в седле, ожидая пока Сашка из терема подойдёт.
Виктор Германович обрадовался, совершенно не улыбалось ему погибнуть от укола шпаги куда-нибудь в печень. А если кишки пропорют. Не, не нужные впечатления. Как оказалось чуть позже, радовался он совершенно зря. Ничего пока не закончилось. Более того, все неприятности только начинаются.
Сашка дней через десять, или даже больше чуть прошло, может и две недели уже пробежало, пошёл в лес с пацанами за земляникой. Ягоды было завались. Народ собирал для варения будущего, а он в туесок сначала, а после горстями в рот. Лепота. И вкуснота. Ни одна другая ягода с земляникой не сравнится.
Сидит он на корточках на опушке небольшой полянки ест вкуснятину, а тут несётся к нему, как паровоз, Машка и руками машет. Игра, наверное, такая, взлетит или нет? Не, не взлетит уж больно массивная.
— Там полицейские… Фух. Приехали. Фух. Спрашивают, князь где? Злые, весь дом осмотрели. Искали. Фух.
— Зачем не говорили? — Виктор Германович, вздохнул не хуже «тургеневской» Машки. Обыскивать княжеский дом так просто в этом времени полиция не будет. Надо понимать — это отголоски дуэли. Всё же кто-то донёс на него.
— Нет, требуют срочно найти князя? Спрашивают, где может быть? Фух, — Машка вытерла рукавом пот со лба, — Что делать-то Александр Сергеевич?
— Скажите, что я, наверное, в Басково отправился. Про ягоды не говорили? — Сашка почесал репу. Что делать не решил пока, но ехать в кандалах в Сибирь или в солдатской форме на Кавказ под чеченские пули не хотелось. В любом деле главное не паниковать и не спешить. Возможно и само рассосётся.
— Фух. Побежала я тогда. Если что, пришлю Аньку или Тоську. За ягодами тоже отправлю. А вы, Александр Сергеевич, тут пока побудьте, — гренадёр-девица, опять вытерла пот и понеслась назад к усадьбе, на этот раз, как паровоз гружёный, помедленнее.
Идти подсматривать за полицейскими смысла не было. Терем так расположен, что из леса его толком не видно, только самый верх. Там лещины застят и яблони с грушами потом. Да и не увидеть без приборов ничего с такого расстояния. Обещала Машка прислать связную, значит пришлёт, она кремень девка.
Часа через два Тоська прибежала — это младшая дочь кухарки Аксиньи.
— Вашество. Мария Петровна велела передать, чё полицейские дядьки разделились, двое туточки остались. А двое на конях наших поехали в Басково. Спрашивает, Мария Петровна, чего делать? — Тоська руки в боки упёрла, Машку парадируя, и перейдя на контральто спросила, — Чего делать, Александр Сергеич?
— Скажи Машк… Марии Петровне, чтобы через пару часиков Аньку пешком отправила в Басково, но перед отправлением сказала шёпотом «озеро». И пусть еды соберёт. А ты иди за Анькой чуть позади и всё время назад посматривай, не идёт ли кто за вами. Как Анна в лес свернёт, так ты домой беги. Поняла?
— Ясненько, Александр Сергеич. Побёгла я?
— Давай.
Сашка решил сразу в руки полиции не сдаваться. Посмотреть из избушки у озера, как дела разворачиваться будут. Поговорка раньше сядешь — раньше выйдешь, как-то не вдохновляла. Вот, ни разу не вдохновляла.

Событие двадцать первое

Кто знает об опасности, но нем — тот враг.
Иоганн Вольфганг Гёте

Так себе удовольствие. Сашка уже неделю жил в шалаше в «Разливе». Опять началась перманентная борьба с комарами. А ещё есть приходилось всё холодное. Ну, и Аньку жалко, девке приходилось каждый день с несколькими килограммами еды в рюкзаке за спиной шагать десять километров в одну сторону, а потом, пусть и без еды, но ведь тоже десять, в другую. Опять на глазах худела. И другого не пошлёшь. Что знают трое, то знает свинья, как папаша Мюллер Штирлицу, кажется, говорил. Машке доверить эту информацию можно. Но она девка видная и полицейский, караулящий Сашку в Болоховском, её знает, исчезновение домоправительницы на целый день, походом в баню не объяснишь. А использовать кого другого — опасно. Мало ли, посулит полицейский сто рублей или вольную, обманет потом, а человек купится.
Привлекать вояк старых тоже нельзя. Они тем более под подозрением. В Басково даже двоих полицейских оставили Сашку караулить.
От нечего делать Сашка стал себя накручивать. А чем занимается сейчас Ксения и князь Николай Иванович Болоховский? Должны же знать, что тут полиция сидит. И значит, должны обивать пороги больших начальников, выпрашивая милости для дурня. Или не должны? И за ними надзор и их третируют полицейские чины, всё же нищий почти работник завода, хоть и князь без чинов и званий в Российской империи величина крайне незначительная, и никто ему помогать из чиновников не станет. Если почему-то решили Сашкой заняться, то эту неповоротливую государственную машину с пути не свернёшь.
Чтобы не сойти с ума от мыслей, безделья и комаров, Сашка решил физическими нагрузками себя загрузить по полной. Целыми днями бегал, приседал, отжимался, подтягивался. Пока не падал. Потом, отлежавшись, умывался, обедал или завтракал, чуть спал и снова за упражнения. Только приход Аньки машину по сжиганию килокалорий останавливал. Выслушивал Сашка неутешительные новости, что всё по-прежнему, и потом час Аньку утешал разными способами.
— Давай я им приготовлю отвар, что они с ума сойдут или отравлю, — залезая на Сашку показывала зубы кикимора.
— Не вздумай. Пришлют других, а тебя на каторгу, все же знают, что ты травница. Не делай ничего. Даже понос не вызывай у них. Я думаю, что на всю жизнь они сюда народ не пошлют, максимум неделю засаду эту подержат. Да и снимут, ну, край — десять дней. Я пока тут от трудов отдохну. Отпуск у меня.
На восьмой день, когда Анька пришла к избушке, Сашка её ещё на тропинке встречал, до озера, и глядел с надеждой, что всё мол, любовь моя, можешь возвращаться в нашу комнату и спать на перинах. Но нет. Кикимора развела руками.
— Подождём твою мать, — вспомнил Игорька Кох.
— Мою маму? — Анька глаза сделала по серебряному рублю, а тьфу, по золотому червонцу. Умеют же некоторые от творца красивые глаза и рожицы выпрашивать. А тут — глаза серые, рожа монгольская. Не совсем честно.
— Вот давай забьёмся, что на десять дней их прислали, придёшь ты в… Сегодня какой день недели?
— Среда.
— Вот, придёшь ты в субботу и скажешь, что уехали эти гады. Стоп, а чего они едят?
— Аксинья кормит. Хорошо кормит, ей офицер сказал, что если полицейские жаловаться будут, то выпороть её прикажет, — опять клыки показала кикимора.
— Ну, ладно, пусть кормит. Не обеднеем. Наоборот, скажи Аксиньи пусть им в два раза порции увеличит и мяса даёт.
— Зачем? — ну, правильный вопрос, зачем откармливать врагов.
— Чтобы не было повода ругать вас и меня заодно.
Анька прибежала вечером в пятницу, при этом в обед уже приходила. То есть, она как тот грек Филипок после сражения при Марафоне в Афины бежал с благой вестью, так и Анька прошла уже два десятка километров и ещё десять пробежала, чтобы сказать, что в пятницу в обед приехал тот же офицер и посмотрел, как полицейский в три горла жр… ест. Разорался побил бедного Егора и велел садиться в бричку. Всё, снимается тут пост. Офицер пообедал, сели они в бричку и укатили.
— В бричку? Туда четыре человека не влезут. Интересно, а в Басково тоже пост снимут?
— Я завтра сбегаю.
— Ань, ты за эти дни опять в шкилет превратилась. Теперь тебя опять пять лет откармливать надо. Точно нет такой травки, чтобы поправиться можно было.
Естественно, не пошли никуда на ночь глядя. Без всяких кувырканий Сашка уложил кикимору на топчан и лежал рядом, отгоняя пищащих комаров. Пока сам не уснул, зарывшись в пахнущие мятой, что ли, волосы Аньки.
Проснулся, правда, с распухшим ухом. Комарихи нашли брешь в обороне.
Утором решили сначала сползать на разведку в Басково. Воины их увидели заранее, тоже бдили.
— Докладаю, Александр Сергеич, уехали аспиды. Девять дней, как вы говорите, нарывались. Так и хотели, чтобы мы их побили, но не тут-то было. Я ребятам сказал ни-ни, а пацанву вообще выселил в поле, в шалаше жили. Ванька меньшой бы не стерпел, плюнул рыжему в харю. Ну, теперича отбыли. Как думаете, Вашество, вернутся? — Агафон даже вытянуться попытался доклад свой исполняя.
— Думаю. Что попытаются кого из крестьян подкупить, чтобы доложил в случае моего появления. Или купцов подговорят. А могут под видом нищих отправить или самих нищих обработать. Много способов. Но я пока в Басково не буду появляться, а вы сильно часто в Болоховское не наезжайте. И лучше Ваньку старшего на коне отправляйте.
— Так и сами уже решили. Только не старшего, а младшего. Старшой на пасеке нужен. Самый важный период сейчас, пчеловод наш говорит.
— Младший, так младший. Не общались полицейские с крестьянами?
— С Никодимом. С псарём…
— Не должен продать?
— Чужая душа потёмки, — Агафон — это народный мудритель. Он любит поговорками народными говорить. Мудрость его излагая. — Тогда мы ему ни-ни. Да и чего ему, есть чем заняться, сразу две суки ощенились. Забот своих у него хватает.
— Всё, Агафон, пойдём мы, ещё десять верст пёхом. Сашка обернулся на опёршуюся о последнее дерево на опушке кикимору.
— Так Ваньку послать, вы на конях, а он их потом назад.
— Не, тихо пойдём, вдоль речки. Вдруг эти аспиды засаду поставили на дороге.
— С богом, Вашество. Мы, если что — весточку пошлём. И по округе порыскаем. Посмотрим, что к чему.



Глава 10

Событие двадцать второе

Вернее достигнуть счастья, ожидая его у себя дома, нежели рыская.
Пьер Буаст

Событие двадцать второе

Первым делом в баню. Что можно про Машку сказать? А сказать можно, что лучшей домоправительницы в природе не существует. Не очевидный же факт, что раз полицейский укатил, то барчук сразу заявится. Всё приготовлено оказалось, и баня натоплена и пельмени настряпаны, и перины взбита и накрахмаленные простыни застелены. Крахмал только начали получать. Картофеля ещё не лишку, и он стоит на рынке прилично, так для пробы истратили пять мешков, получили ведро довольно серого вещества. Как его белить Кох не знал. Рассказал Машке про крахмальные простыни. Она теперь его на них и изводит. Барствует.
Проснулся Сашка утром, за окном малиновка или другая какая пичуга из отряда воробьиных трели разводит. Форточка открыта, и птичка села на веточку рядом и посвистывает. Красота. Хорошо дома.
Сашка снова закрыл глаза и попытался дальше заснуть, но тут стали в голову чужие дуэли лезть. Не много таких было. Как-то всё не те книги попадались, не великий был специалистом по этой части русской истории Кох. Одну дуэль запомнил, так как прикольная была. Рассказывал про неё гид в Кишинёве, куда как-то занесло Коха по работе, ездил за саженцами, которые всё не отправляли из бывшей братской республики. Не получилось. Кинули их в Молдове. Но пока ждал, пока пытался выправить ситуацию, сидел в гостинице и записался на экскурсию от отеля по историческим местам Кишинёва. Гид был мужик и рассказал в том числе про предпоследнюю или пред-предпоследнюю дуэль Пушкина. Гид сказал, что настоящих дуэлей у Пушкина было четыре, вроде. Остальные только вызовы, а потом примирения, а чтобы бабахали, четыре. Вот про одну из них произошедшую в Кишинёве и рассказал товарищ.
Был бал, и Пушкин всё домогался до девицы какой-то, которая сказала, что любит мазурку. Наше всё подошло к музыкантам и оплатило семь мазурок. Потанцевало с девицей две, а потом она хвостиком махнула и с другим офицером устроила скачки по паркету. Но чёрт с ней девицей. Она дальше ни причём. Играют четвёртую подряд мазурку и главный офицер, присутствующий на балу сём, пусть будет полковник, и говорит, ну, не запомнил Кох, пусть будет, поручику, мол сколько можно одну пластинку гонять, сходи дорогой к музыкантам, пусть вальс там изобразят, али польку — Еньку. Поручик подошёл к главному усатому дядьке с палкой и говорит, что репертуар у вас хреновый, батенька, вальс умеете, а то я напою вам.
«Так оплачено вперёд-с ещё пять мазурок вон тем мелким чернявым господином», — ткнул палкой в Пушкина капельмейстер.
«Милостивый государь, а не могли бы вы сменить заказ, раз один хрен не танцуете, вам видно штиблеты жмут-с»?
«Не, любезный, я тут даму-с в силки заманиваю», — отвечает повеса этот.
«Но господа офицеры, да сам полковник…ицкий меня попросил сменить репертуар», — настаивает молодой офицер.
«А мне по».
«Тогда стреляться»⁈ — напирает поручик.
«Извольте, но мазурку не отменю».
Утром в страшнейшую метель пришли они на место дуэли. Должны стреляться, пусть будет с двадцать шагов, а не видно ничего с такого расстояния. Решили подойти поближе. Ну с трудом с десяти шагов силуэты видны. Пушкин в вверх бабахнул, поручик тоже. Нормы чести соблюдены. Все живы. А на следующем балу Пушкин и говорит обступившим его повесам, что поручик этот самый смелый человек, и кто скажет иначе, с тем он будет стреляться.
С чего вспомнилась та дуэль, а потому, что ничего за неё Пушкину не было. А тут такой ажиотаж. Ну, хотя там все живы. Но ведь дуэли запрещены, а не убийства на них. Притом, секунданты тоже подлежат суду. Вот почему вспомнилось, он тут лежит на накрахмаленных простынях. А Николай Иванович в Туле в казематах клопов кормит.
— Анька, — растолкал Сашка посапывающую рядом кикимору, мне срочно нужно в Тулу.
— Бу-бу-бу, — а чего устала девка, за десять дней больше двух сотен километров быстрым шагом, а где и бегом отмеряла.
Сашка почти вскочил, чтобы кинуться на конюшню, но передумал. А ну как его и в Туле ждут? Нужно кого-то послать. Не просто. Воины его престарелые на примете, пацаны ещё дров наломают. Сашка лёг назад на простыни, повернулся на спину и задумался. И тут вместо решения ему вспомнился один далеко не смешной, а даже поучительный эпизод из жизни дуэлянтов. Где-то читал Кох про Мартынова, который Лермонтова застрелил, что тот прожил довольно долгую жизнь, и умер почтенным отцом семейства в Москве. Или в Подмосковье. Не важно. Запомнилось из того прочитанного два эпизода. Первый прижизненный. Мартынов — это друг Лермонтова, учились вместе, жили рядом, гостили один у другого, даже ухлёстывал Лермонтов за сестрой «Мартышки» и стреляться тот не хотел и выстрелил наугад, так как был плохим стрелком и имел очень плохое зрение. Ну, да ладно, убил. Так вот, к концу жизни стал поклонником спиритизма Мартынов и всегда при спиритических сеансах пытался вызвать дух Лермонтова и попросить у него прощения. А дух не приходил. Обиделся.
А второй эпизод совсем поучительный. В первые послереволюционные годы в доме или имении Мартынова в Москве была детская коммуна. Пионерия — Республика Шкид. И пионеры узнали, что среди могил есть могила убийцы революционного поэта — рупора Великий Октябрьской революции Лермонтова. Возбуждённые пионеры на всякий случай раскопали все могилы, чтобы точно не промахнуться, в семейной усыпальнице Мартыновых и все скелеты утопили в реке местной. Что уж там была за река, Кох не помнил, Москва или Яуза. Вот такая месть спустя сто лет почти настигла бедного Мартынова. Кстати, его приговорили именно к лишению дворянства и всех благ, а потом Николай смягчил приговор отбыванием и замаливанием проступка в монастыре на какое-то время. В Киеве. А секундантов вообще простил.
Бамс. А ведь Сашка может сейчас предотвратить обе дуэли. Нет, сейчас-то рано. До дуэли Пушкина с Дантесом ещё полтора года, а до дуэли Лермонтова вообще куча времени, но предотвратить можно, а то и нужно.

Событие двадцать третье

— Если кто-то хочет сделать нам подарок, мы не должны лишать его этой радости.
Друзья (Friends)
Не просто кое-что, а кое-что из чего-то лучше любого чего-нибудь…

Повезло. Просто повезло. Не! Не просто повезло, а ужасно повезло. Чем бы всё закончилось неизвестно? Но теперь не узнаешь, так как повезло.
Два события случились с разницей в час, ну никто не засекал, так себе сейчас с секундомерами, возможно и полтора часа, а возможно и половинка. Часы в доме были. Каминные потом будут называться, а может и сейчас называются, стояли они не на камине, так как не было в тереме камина, стояли на полке в гостиной. Рядом с красным углом. И не работали. Снизу была надпись «Жак де Вокансон», если Кох правильно перевёл с французского. Он пять лет с самоучителем его учил. Дворянин в этом времени, не владеющий французским — это пипец. Или дурень. Сашка пытался шилом чего-то там пошевелить, вдруг шестерёнка просто застряла, песчинка попала, но чуда почему-то не происходило. Шило оно в заднице стимулирует, а в часовом механизме видно не всегда.
Так случилось первое событие сразу после обеда. И случилось не в Болоховском, где часы не желали ходить. А в Басково, где вообще часов не было. Прошло с момента окончания засады больше недели и Сашка успокоился и занялся проблемами. Был уже конец августа и нужно было копать картошку. Главное семенное поле было в Басково туда после завтрака, захватив с собой пирожков от Аксиньи, Сашка и отправился на Вороне верхом. Приехал объяснил в очередной раз присланным старостой детишкам с тремя мужиками, что мол как увидите куст, где много картофелин, так его чтобы звали. И если увидят куст с огромной картофелиной, то тоже пусть не стесняются. Огромная картофелина — это гипербола. На самом деле картофелину с кулак взрослого мужика иногда и на целом поле не сыскать. В основном картошка мелкая, с куриное яйцо уже считается крупной. Так и яйца эти в полтора, а то и два раза меньше тех, к которым Виктор Германович привык. Коха и раньше вопрос интересовал, вот выращивали эти инки с ацтеками картошку, а почему, сволочи, не занимались селекцией, почему крупную и высокоурожайную не вывели?
Раз его окликнула пацанва, он подлетел. Да, вполне себе куст, почти два десятка средних картофелин. Два окликнула, тоже хороший куст попался. И тут свист раздался, словно Соловей — разбойник решил народ позабавить. Шепелявый такой свист, как из мультика.
Сашка оглянулся. Через поле к ним на чёрном великане трусил Ванька младший. Сразу и природа свиста необычного понятна стала, у пацана вырвала Анька на днях два последних молочных зуба. Заставить шайра бежать — это нужно постараться. Этот же мелко рысил, знает пацан видимо волшебное слово.
— Едуть! Едуть! — Ванька спрыгнул с великана и понёсся напрямик через убранное почти поле.
— Ванька, мы же с тобой в Пигмалиона играли? — свёл брови Кох.
— Разрешите доложить, Ваша Светлость, к Басково со стороны Тулы едуть… едет большой табор по дороге.
— Цыгане что ли? — недовольно поморщился Сашка, только цыган ему и не хватает для полного счастья. Песни петь⁈ Самое время.
— Не, не цыгане, незнамо кто. Башкиры? — закатил глаза разведчик.
— Может калмыки. Поскакали назад, Ванюха. Ерофей, — подозвал Сашка старшего из взрослых, — продолжайте в том же духе. Большие кусты складывать отдельно. Большие картофелины тоже отдельно. Кусты с самой мощной ботвой, тоже отдельно, вместе с картошкой. Я… М… могу и не вернуться. Тогда… Нет. Вернусь. Без меня не уходить. Покажете мне всё, проверю, тогда отпущу.
Сашка уже к этому времени привык. Никто не будет работать на барщине даже посредственно, если не будет личного контроля. Его крестьяне не обманывали, а вот грека так и норовили объегорить. Соревнование у них с Андрюхой, заметит тот обман и плохую работу или нет.
В аллеи, что радиально подходят к барскому дому в Басково въехали, они с Ванькой и калмыки, одновременно с разных сторон. Сашка и Ванька с юга, со стороны полей, а калмыки с севера, со стороны Тулы. Что это именно заказанные им калмыки прибыли Сашка увидел сразу и не потому, что ехавший первым мужик был на него похож, а потому, что рядом с ним на неказистой лошадёнке мохноногой ехал его посланец — Олег Владимирович Иваницкий, ни с кем не спутаешь, как всегда господин сей одет в коричневый ментик ахтырских гусар.
— Принимайте гостей, Александр Сергеевич! — чуть вырвался вперёд бывший гусар, и картинно развёл руками, повернувшись в седле.
Посмотреть было на что. Как уже говорилось, само имение бывшее грузинского князя находилось в низине. В котловине такой с диаметром в километр. Следовательно, радиусы были с полвертсты, и вот весь радиус был занят повозками и животными, и из-за горизонта, что ли, тоже пыль подымалась. То есть, «гости» растянулись на шестьсот с лишним метров. Кибиток или телег было не сильно много, а вот лошадей хватало и между ними сновали небольшие отарки овец. Смотрелись они паршиво. Не калмыки — овцы. По крайней мере, с этого расстояния. Какими-то клочками шерсти на них кудрявилась, тут есть, а вон, весь бок лысый. В промежутках между кибитками и телегами ехали всадники на таких же, как и у Иваницкого, мелких лошадках. Прямо переселение народов. Правильно Ванька это табором назвал.
Иваницкий спрыгнул с мохноногого транспорта и спустившейся с небес (на шайре же вдвоём рысили) Кох, пошёл вперёд, разлапив руки, чтобы обняться с долгожданным гостем. На самом деле долгожданном. Напокупали больших лошадей, а они не стоят и не смотрят друг на друга красивыми глазами. Они, чёрт бы их подрал, дерутся, рожают, снова дерутся, и тонны навозы производят. Один конюх и трое его старичков, на время прикомандированные к гигантским коняшкам, уже забастовку хотят сидячую объявить. А новых конюхов Сашка не нанимает в надежде на калмыков.
Вот надежда и сбылась. Прибыли.
Рядом с Сашкой спрыгнули с коней двое калмыков в стёганных халатах и меховых, подбитых волком явно шапках. Один что-то снял с вьюка своей лошадки и поспешил к Коху, поняв, что он тут и есть главный.
— Подарок хотят тебе вручить, Александр Сергеевич, — перевёл сказанные слова Иваницкий.
— Прямо с порога? У меня ответного дара нет, — удивился Сашка.
— Потом отдаритесь, обычай у них, как приезжают в гости, сразу подарок дарят, — улыбнулся устало бывший гусар.
Кох его понимал. Чуть не три месяца его поручение выполнял. Дома не был, вечно в дороге ни помыться толком, ни поесть с толком с расстановкой. Всё на ходу. Ничего. Сашка ему зарплату положил пятьсот рублей в месяц, не считая расходы на дорогу, а это полковничий, а то и генеральский оклад.
Между тем двое калмыков разобрались с подарками и окружили Сашку, один надел ему на плечи халат, а второй водрузил шапку, отороченную мехом красной лисицы. Шапка прикольная. Она не круглая, а квадратная, как у улан современных, эти самые «уланы с пёстрыми значками». Халат был парчовый. Не весь прямо золотом шитый, победнее, но нитки золотые виднелись и узоры синей вышивки по синему фону смотрелись красиво.
— Вашество! Беда! — к ним вопя на всю Ивановскую нёсся на вороном фризе Ванька старший.



Событие двадцать четвёртое

Наша жизнь зависит от способности убеждать, что мы те, за кого себя выдаем.
Чарльз Баркер

Сашка как был в халате и значке этом калмыцком, так и поспешил к Ваньке. И сразу понял, чего за беда такая, за ним по пятам по краю, занятой стадами калмыцкими, дороги скакали с десяток полицейских в мундирах темно-зеленого цвета с отворотами и манжетами красного цвета с золотой нитью Брюки полицейских были в тон мундира, сапоги со шпорами. Дополняла форму треугольная шляпа черного цвета. Издали можно спутать с семеновцами или преображенцами, с них мундиры для полиции рисовали, но Сашка уже полицейских навидался и за гвардию их точно не принял.
Кох запаниковал, как всегда, в глазах всё стало серой пеленой покрываться и начало в жар бросать. И тут его калмык старший, что халат на него надевал хлопнул по плечу и что-то спросил. Звук этого гортанного языка и прикосновение к плечу Сашку из ступора вырвали. И тут ему в голову пришла замечательная идея, изменившая его жизнь навсегда.
Виктор Германович запахнул халат поплотнее, надвинул на глаза квадратную синюю шапку с лисьим мехом по кругу и подошёл к Иваницкому, дёрнув за рукав спрыгнувшего с коня Ваньку старшего.
— Олег Владимирович, потом всё объясню. Я — калмык. Просто один из тех, кого вы привезли. И калмыкам это переведи, — Кох повернулся к Ваньке. — Лезь назад на коня и двигай в господскому дому кричи то же самое, как будто я там. Ясно⁈
— Сделаю! — А чего шестнадцать лет пацану скоро, вполне разумен.
Иваницкий вздёрнул бровь, посмотрел в сторону подъезжающих полицейских. С десяток примерно их. Теперь уже не мчались во весь опор. Всю дорогу заполнили телеги и овцы с лошадями, так что почти встали блюстители закона.
— Хорошо. Надеюсь, у меня не будет проблем с законом. Не бунтовщик вы, Александр Сергеич?
— Нет. Всё из-за дуэли. Утрясётся чуть позже. Подыграйте сейчас. Сразу после всё расскажу, — скорчил просительную рожицу Сашка. Наверное, не получилось, так как бывший гусар улыбнулся, кхекнул, и заржав, пошёл к скучковавшимся калмыкам. Пятеро взрослых мужчин стояли спина можно сказать к спине и оглядывали оценивающе подбирающихся к ним полицейских.
Минут пять оказалось у Иваницкого, в настоящую пробку встряли товарищи в зелёно-красных мундирах. Он горячо что-то растолковывал калмыкам, активно руками себе помогая. Потом оглянулся на Сашку и поманил его.
— Они говорят, что выдадут тебя за хана Дондука. Иди вот с Аюком к повозке и делай, что он говорит.
— Спасибо, — Сашка пожал руку гусару и пошёл за тянувшим его за рукав главным видимо у приехавших пастухов. Дондук звучит прикольно. Почти как Дундук. А это вроде и есть — дурень. Никуда от этого не уйти.
— Стоп! Как говорит, я их язык не знаю! — дернулся Сашка назад к Иваницкому, сообразив, что выполнять советы, произнесённые на калмыцком языке ему, будет не просто.
— Я мал-мал говорыть на рускы, — потянул его мужик дальше.



Глава 11

Событие двадцать пятое

Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести.
Никколо Макиавелли

— Тута лышать. Смырно лышать. Балной буде. Час буде жир мазыт. Как балной лышать, — калмык дотащил, пригибаясь, Сашку за руку до телеги с дугами прикрытыми шкурами и выгнал на свет божий женщину из-под этого укрытия. Туда положил вместо неё дурня. Отскочил степняк на несколько секунд, вернулся с горшком. Засунул туда руку и достал, что-то кисловато эдак пованивающее. И бац этой гадостью Сашке на морду и, широко улыбаясь, стал размазывать по недавно ещё чистому личику попаданца.
Потом, как настоящий Пикассо, этот натюрмортщик отошёл на шаг, полюбовался акварелью и снова черпанул из кувшина вонючую жирную жижу. И ещё несколько мазков сделал. А хренолив, кашу маслом не испортишь, а Сашкину рожу прокисшим жиром тем более.
— Тута лышать. Балной буде. А! заббыля. Ты буде дархан Дондук. Воын. Батыр. Спасай тайши зайсанги. Нойон делай дархан. Ты — Дондук, — мужик с тонкими прикольными усиками, закрученными вверх, ещё раз оглядел лежащего на куче тряпья Сашку, прикрыл, качая головой, ему ноги кошмой и цокая удалился.
Кох энергии и решительности калмыка удивился. Поставил себя на его место и вздохнул. Ну, хрен его знает, решился ли он вступить в контры с властью, чтобы прятать неизвестного ему князя. Который теперь, скорее всего, не сможет выполнить того, чего наобещал этим людям, сдёрнув их с семьями с их степей и притащив на север за тысячу километров.
Ладно. Он эту битву с полицией ещё не проиграл и имения у него пока не отобрали. Сейчас нужно калмыком больным прикинуться, а дальше видно будет.
Надо отдать должное начальнику сыскного отделения полиции Тулы, со всем штатом надзирателей, пожаловавшим в Басково. Они видимо знали, что Сашка тут, и прошерстили усадьбу со всеми постройками, село само, в том числе и церковь, а потом принялись за калмыков. Заглядывали надзиратели в каждую кибитку и телегу. В его телегу, или уж как это средство передвижение называется, тоже заглянули и даже два раза. Один раз сам начальник сыскного отделения — коллежский секретарь Парамонов заглянул и даже за шапку Сашку потрогал. Сто процентов кто-то им весточку дал, что князь Болоховский полицию надурил и в имении спокойно теперь живёт. Вот они и устроили облаву.
Так ладно бы. Утром, переночевав в Болоховском, начальник сыскного отделения полиции Тулы с шестью нижними чинами отбыл назад в город, но по два человека в засаде в Болоховском и Басково опять оставил, и, как понял Сашка из разговора Парамонова с Иваницким, который Олег Владимирович ему потом пересказал, пост полиции тут неделю будет. Ну, да и чёрт с ними. Были неделю уже, даже больше — девять дней были, ну мешают нормально жить и работать, но теперь им Сашка точно не сдастся. Теперь у него тоже есть глаза в Туле.
— Олег Владимирович и что скажите? — Сашка полностью рассказал бывшему гусару всю историю с дуэлью и её последствия?
— Я был секундантом на двух дуэлях. Нда. Давненько. Эх, молодость. За что и был разжалован по суду, и император утвердил. М… предыдущий, царствие ему небесное. Дворянства не лишили. И имение не отобрали. Там другая история приключилась. Молодость. Да. Нет теперь имения. Ну, не про то разговор. Так вот, это секундантов так легко шлёпнули по затылку, а противников, а оба, хоть ранены, жизни не лишились, так их и дворянства лишили, и всего имущества, и солдатами на Кавказ сослали. Вас не осуждаю. Вы всё правильно сделали. Честь свою и своей дамы нужно защищать. Удивляет меня активность полиции. Непохоже это на Парамонова. Я его давненько знаю. Он человек неплохой, но ленив и излишку деньги любит. А так — душа компании и хлебосольный хозяин. Так не похожа такая активность на него. Явно деньги ему кто посулил за вашу поимку.
— А суд? — покрутил головой Кох.
— Суд? На Кавказ вас, Александр Сергеич, точно не пошлют. Имения могут лишить и дворянства. Без вас суда не состоится. Пока продолжайте скрываться, а я попытаюсь выяснить в Туле, что с вашими секундантами, и кто это подмазал Парамонову лапку, что он, сил не жалея, вас разыскивает. Сыновья господина Шахматова у меня на подозрении. Проверю.
— Да, у меня на их счёт тоже подозрения. Как-то легко больно старший от дуэли отказался. Удивительно. А вот если подумать, что он решил через полицию и суд мне отомстить, то всё сходится. Хотя сволочь он тогда редкая и чести дворянской в нём не лишку, — Сашка уже давненько об этом подумывал.
— Вы у него отца убили…
— Хм. Я хотел лоб под пуля подставить… А потом чего-то жалко себя стало. Дел невпроворот.
— Прощайте, Александр Сергеевич, я понимаю, что планы по калмыкам у вас не переменились?
— И вам не хворать, Олег Владимирович. Нет, всё по-прежнему. И вовремя вы их привезли. Уже пригодились. —
Иваницкий, не пересчитывая, сунул толстенькую пачку ассигнаций в ташку и вскочил на коня.
— Как будут новости…
— Я к вам заеду через пару недель. Адрес тот же? Увидимся, Олег Владимирович. До свидания.

Событие двадцать шестое

Богатство — до первого бурана, богатырь — до первой пули.
Как бы далеко ни было, иди дорогою; как бы стар ни был, бери девушку.
Сперва напои, потом спрашивай, зачем приехали.
Вода идёт от истока к устью, преступление возвращается к преступнику.
Калмыцкие пословицы

Скрывался от надзирателей сыскного отделения Сашка всё в том же домике у озера. При этом он решил чуть облагородить быт. Заказал воинам досок. Они под кусточком на опушке сложили, Кох их в сумерках перетаскал, а утром с помощью чьей-то матери и молотка с гвоздями соорудил новый топчан взамен почти сгнившего и узкого. Как придёт кикимора, так проблема с ней вдвоём устроиться. Зад у него всегда на вису получается. А Анька головой о притолоку бьётся при скачках. Теперь скачи — не хочу. И спи спокойно в обнимку. А от комаров Анна принесла тончайший шёлк, что был в комнате Натальи Андреевны использован на балдахин. Комаров почти нет под балдахином, Анька есть, место попрыгать есть, жизнь-то налаживается.
Всё остальное время Сашка занимался конями и калмыками. Пока их заселили в новую школу. Школа как раз на четыре класса и небольшой зал для упражнений. Так что в ней пять изолированных помещений. И семей калмыков прибыло пять. Семьи, правда не маленькие, одна — старшего их зайсанги (глава рода) Аюка целых одиннадцать человек, если мелочь пузатую тоже человеками считать. У Аюка двое сыновей и дочь маленькая. А сыновья уже большие и женаты, и у них тоже там по сколько-то детей. Кто чей, Сашка не разобрался, но всего детей этих четверо и все пищат.
Уже на следующий день вновь прибывшие стали ставить юрты. Их не пять. Там как-то сложно всё. Но вырос в итоге целый городок из девяти юрт. При этом одна совсем большая и с бунчуком на шесте. Хвосты конский белые и длинные.
Аюк Сашке, перескакивая с пятое на десятое, пытался рассказать историю их рода. Оказалось, что это не пастухи какие, а настоящие казаки. Повёрстаны каким-то там нашим императором или императрицей в казацкое сословие. Неожиданное известие.
Если с ломанного и непонятного на нормальный русский перевести, то конец истории выглядит так:
Около трёх десятков лет назад в состав войска Донского переселили беляевских и чугуевских калмыков, кочевавших на Новой Днепровской линии. Вот тогда весь их род и стал казаками. А отец Аюка воевал в калмыцкой казачьей сотне в 1812 году с Наполеоном. И даже медаль имеет.
Медаль «В память Отечественной войны 1812 года». Медаль серебряная диаметром чуть больше 20 мм. И на аверсе изображено «всевидящее око», окружённое лучезарным сиянием', а на реверсе надпись «НЕ НАМЪ — НЕ НАМЪ — А ИМЕНИ — ТВОЕМУ». Чего-то из Псалтири.



Сашке медаль показали, она была с ушком поперечным и продетым в него голубой лентой. Из-за этой медали, можно сказать и свалились беды на казацкий род пару лет назад. Отец Аюка Джиргал вернулся с войны раненый саблей в голову. Долго болел, слабел. Сначала ноги отнялись, потом и руки. И двух лет не прошло, как помер. Теперь обязательно в Сукхавати — это Западный Рай, также именуемый Обителью блаженства. Вот тогда младший тайши их ясуна (рода) Ноха захотел перевести семью Аюка из дарханов в «Черные люди» (хара кюн). Хара кюн имели свое хозяйство, скот, но были лишены права собственности на пастбища. Они выполняли повинности: платили ренту скотом и продуктами за пользование пастбищем, несли военную службу, собирали топливо для тайши, участвовали в облавной охоте, несли подводную (транспортную) повинность. Они не могли откочевать от своего тайши, за это налагался штраф в девять голов скота. А в прошлом году жара стояла, и степи совсем выгорели. Нет травы. Аюк и решил откочевать. А тайши их догнал и потребовал вернуться, заплатить штраф или отдать серебряную русскую медаль. Аюк тайши Ноху убил из лука, а весь род увёл с Дона на Волгу. Там в Царицыне и встретили Иваницкого. На совете мужчины решили, что за смерть тайши им будут мстить и рано или поздно на Волге тоже найдут, да и нет тут свободных хороших пастбищ, вся земля давно поделена. Решили пойти с русским, пасти огромных коней. Русский нанял большую баржу. Добирались долго и тяжело. А тут теперь вот что.
— Что нам теперя будыт, Дондук? — развёл руками Аюк
— Нормально всё будет. А кто такие дарханы?
Если опять перевести, то получается прикольно. Это как герой «Советского Союза». Только круче. Это сословие состоит из людей, совершивших подвиги, а особенно почётно, если они спасли жизнь тайши в бою или оказавших ему неоценимую услугу. Дарханы, к которым и принадлежал род Аюка, не выполняли повинности и не несли наказания за некоторые преступления. Звание тарханов передается по наследству. Получается, что тайши их Ноха поступил против уложений каких-то калмыцких.
Тут ещё прикол. Ноха — это собака. Точнее пёс, наверное. Но не важно. Зато можно пословицу применить: Собаке — собачья смерть.



Событие двадцать седьмое

Узнав, почем фунт лиха, немного поздно торговаться.
Геннадий Ефимович Малкин

— Саша, а что школ теперь не будет? — Анька опять носила ему еду в лесную хижину. Так и не поправится никогда.
Школ — это правильное число. Их две. Одна в Болоховском, вторая тут в Басково. Здания выстроены по одному проекту. И архитектор не понадобился. Взяли тупо повторили то самое здание с пятью комнатами, где в Болоховском дворня проживает. Барак с перемычками. Школа теперь уже четырёхлетка. Начинали с одного класса, и постепенно новые ученики подрастали, а старые переходили в следующий класс. Предметов в школе полно. Есть главный, школа как бы церковно-приходская и руководит в ней местный батюшка. Он же читает детям в младших классах всякие интересные вещи из библии, а в старших третьем и четвёртом кроме слова божьего рассказывает детям мифы древней Греции, про всяких их героев и богов. Грамотный вполне товарищ, закончил греко-латинскую академию в Киеве. Следующий учитель — Машка, а да, Мария Петровна. Она учит детей писать и читать. Потом в следующих классах преподаёт как бы литературу. Сашка навыписывал и напокупал русских и французских детских книжек, французские сама Машка перевела, и они в рукописном варианте существуют. Так что, выучившись читать, дети не бросают это дело, и оно у них из головы не выветривается. Читают книги. Кох тоже чуть покреативил, вспомнил несколько стихов Агнии Барто и детских песенок из будущего. И их детишки учат. Анька преподаёт в третьем и четвёртом классе травоведение и народную медицину. Стоит надеяться, что эти дети, выучившись и взрослыми став не забьют её кольями, как бабушку Аглаю, посчитав её распространителем холеры.
Сам Сашка преподаёт математику и природоведение что ли. Или лучше — географию. Рассказывает про иные страны и материки, про живущих так животных, про пирамиды в Египте, про Ниагарский водопад и долину гейзеров на Камчатке. Учебники по математике для детей есть, тот же учебник Магницкого ещё при Петре издан.
Проблема огромная — школы две, а учителей для второй нет. Приходится изворачиваться. Неделю идут обычные уроки в Болоховском, неделю в Басково. Но в свободную от уроков неделю школы не пустуют. Там резвятся деды — вояки. Они детям физкультуру и шагистику преподают. Даже стрелять пацанов в четвёртом классе из пистоля и штуцера учат. А настоящие учителя переезжают всю зиму из Болоховского в Басково.
В школе детей два раза кормят. Первый раз, как придут, сразу, а второй в обед перед тем, как домой отпустить. Никаких антрекотов. Миска каши на мясе иногда, но чаще на масле и большой ломоть хлеба. В первый год столкнулись с проблемой, что крестьяне детей в школу не отпускают, мол и с малыми водиться нужно, да и другой работы полно, и тогда Сашка и придумал двухразовое питание. Удивительно, но сразу время у детишек нашлось, и Армагеддона в домах крестьян из-за этого не произошло.
— Будут школы, чего с ними сделается? — Они сидели возле землянки за сколоченным Сашкой низеньким столом. Комары почти кончились, всё же конец августа, и можно было вполне пообедать на свежем воздухе, не залезая в пропахшую дымом и кислятиной полуподземную хижину, — что там полицейские?
— Спят в основном и едят. Я им в борщи чуть подмешиваю отвара из пустырника и маковых головок. Спят, хоть связывай и выноси, — хихикнула кикимора, в волосах, когда плутала по лесу, чтобы по тропинке не идти, не указывать возможному шпиону их местоположение, запутались сухие веточки и паутина и теперь, как и пять лет назад, на кикимору Анька похожа. Кох ей сказал про волосы, но она рукой махнула, мол, назад ещё идти, приду и в баню схожу.
— Саш, а что ты там говорил про город? — Анька подложила ему в миску третью уже котлетку.
Виктор Германович в планы себе на самом деле такой вояж планировал. И планировал не просто так съездить, чего в столице губернии посмотреть, хотя осень на пороге и много чего интересного могут на рынок вынести. Каждый год Сашка прикупает то ржи несколько мешков у разных продавцов, то пшенички. В прошлом году бобы попались довольно крупные и их забрал. Продавала бабка тоже в прошлом году крупный крыжовник, так Кох у неё и ягоды купил и посадил зёрнышки сразу, как домой приехал, и кроме того, уговорил старушку съездить к ней домой и взять отводку, женщина сказала, что ветки легли и одна даже корешки пустила. Картошка нового сорта может появиться. И, конечно, продолжал Кох скупать яблоки и груши и семечки в землю зарывать. Чем больше будет деревьев, тем проще выбрать родителей для создания новых сортов.
Но это сельхоз-мероприятие было не главным. Вполне себе Виктор Германович отчёт отдавал, что если полиция от него не отстанет, то рано или поздно могут арестовать. И тогда суд. Чем закончится неизвестно, но могут лишить княжеского достоинства, что и ладно бы, хоть и обидно, а вот что плохо, так это могут деревеньку Заводи и села Басково с Болоховским изъять в казну. На Кавказ дурня гражданского не должны сослать. В Сибирь тоже. Так что лишиться собственности и средств к существованию — это самое плохое, что с ним может произойти. А следовательно, нужно самому от этой собственности избавиться. Перезаключить договор с Акинфием Изотовым по ресторации и лавке лекарственных препаратов. Оформить всё на Аньку. А все земли, леса, имения и крестьян продать сестре. Именно не зятю, он же секундант, а, следовательно, тоже подпадает под суровую длань закона. Вполне, если цель поставили навредить Сашке, то могут и Николая Ивановича собственности лишить. А вот Ксению обобрать точно не смогут. И вывод из этих размышлений, пока нет никакого суда и приговора, он вполне может такую сделку совершить и она будет законной.
Добрый день, уважаемые читатели.
Не забывайте нажимать на сердечко, если книга нравится.
Вам не тяжело, а мне приятно.



Глава 12

Событие двадцать восьмое

Если всегда будешь начеку, если перестанешь верить собственным глазам и ушам, если на каждую хитрость у тебя найдется ответная, никто не причинит тебе зла.
Макс Фрай

У калмыков скот тебенеет круглый год, (тебеневка — это пастбище) летом на одних участках, зимой на других, которые летом не используют. В Туле особо не забалуешь. Это не Краснодарский край. Тут зимой колотун бабай с дедом Морозом такого могут натворить, что при всём желании траву из-под снега не добудешь.
Пришлось Сашке субботник организовывать. Всех детей и девок отправили по лесным полянкам, неудобьям всяким с опушками, чтобы они серпами хоть немного сена для пригнанных калмыками своих лошадей, коровёнок и овец заготовили. Крестьяне бурчали немного, но Сашка зачёл эту работу в счёт барщины и бурчанье почти прекратилось. Получилось сена не так и много, оглядев пять копёнок, Сашка вздохнул и велел греку Андрейке проехать по окрестным сёлам и попробовать сена купить. А ещё выкопать дополнительно две силосные ямы. Кукурузы в этом году посадили чуть больше, чем в прошлом и могла остаться. Увеличение не от дурости произошло, а потому, что каждый год прикупается в разных местах и у разных продавцов понемногу, нужно ведь семенной фонд расширять.
Неделя ушла на это мероприятие, а тут и полицейских забрали из Болоховского и Басково и Сашка засобирался в Тулу. Как верный ленинец он решил пойти другим путём. Не по ночам тайно путешествовать и скрываться по кустам, а ехать смело на коне и даже песню при этом горланить. Только маленький нюанс. Поедет он в сопровождении Аюка и одного из его сыновей, замаскировавшись под дархана Дондука. А чего, уже вжился в эту роль. Себя в зеркале в халате и шапке под названием хаджилга, которая с квадратным верхом и красной кисточкой, Кох самокритично рассмотрел рядом с сыном Аюка Уланом и сделал вывод, что так себе он на калмыка похож. Волосы нужно бы темнее сделать. Опять же глаза серые. И усики бы не помешали чёрные под носом.
Но это дело поправимое почти. Волосы сажей измазали, рожицу соком чистотела ему Анька натёрла. Кожа сразу потемнела. Шапку хаджилгу на глаза сильнее натянуть, и если специально не присматриваться, то человек до того никогда не общавшийся с калмыками, вполне может его за одного из них принять, особенно если рядом будут два настоящих калмыка, и они будут разговаривать по-калмыцки. Сашка записал на бумажке пару десятков популярных слов про погоду и выучил их, теперь вполне с умным видом сказать может, что на улице дождь. Хотя… где он и где умный вид.
Кох после снятия постов выждал пару дней и, переодев Аньку, тоже в калмычку, тронулся в сопровождении Аюка и Улана к Туле. Совпало это с Днем Знаний. Первого сентября выехали. Уроки в его школах позднее начинаются, точной даты нет, но в начале октября уже. Всё же дети сейчас — это не только цветы жизни, но и серьёзная рабочая сила, а осень — уборка урожая и подготовка к зиме, много работы, каждому хватает, а уж десяти — одиннадцатилетним девкам и пацанам тем более.
Переночевали на сеновале в одной из деревень по дороге, на всякие станции и постоялые дворы не лезли, незачем след оставлять. Переночевали, подкрепились пирожками от Аксиньи, выпили поддерживающий силы отвар от Анны и поскакали дальше. А ведь надо отдать должное калмыцким лошадям, они просто неутомимые. И это должно быть сказки от профанов, что они мелкие совсем. Не шайр и даже не фриз, тут не о чём говорить, но метра полтора в холке эта мохноногая лошадка имеет. Ещё лошадь имеет крупную грубую горбоносую голову, сильно развитую нижнюю челюсть, короткую шею с кадыком. Но со стороны этих лошадок с русскими крестьянскими не спутаешь, те тоже не высоки, но выглядят совсем по-другому. У калмыцкий пропорции другие. Она длиннее, что ли, и ноги покороче.
И выносливость у этих лошадей фантастическая. Сколько раз за пять лет ездил уже Кох в Тулу и всегда днём останавливались и кормили лошадей и ещё пару раз просто останавливались, особенно летом, давали лошадкам попить. А тут до самой Тулы без единой остановки. Получилось не к вечеру приехали, как Сашка планировал, чтобы в темноте уже к сестре на подворье заехать, не привлекая лишнего внимания, а чуть позже обеда. Крутиться у города не хотелось. Здесь приличное движение — осень и крестьяне с барами везут в город на продажу продукты выращенные, скоро уплата подушного налога и деньги эти нужно заработать.
Из-за изменения времени прибытия планы пришлось поменять. Лезть в дом к сестре среди бела дня Сашка опасался, а ну как и там сидит засада. Потому он вырвал из тетради, куда записывал калмыцкие слова и выражения, листок и написал Ксении записку, мол, как у вас, не наблюдают ли за домом полицейские? Они с Анной и Уланом остались у кремлёвской стены на небольшой лужайке возле монастыря, где и без них лошадей и повозок хватало, видимо на богомолье барыни всякие приехали, а Аюк, как немного знающий русский, с запиской поскакал по нарисованному Сашкой на этой же бумажке маршруту.
Вернулся он через полчаса примерно и развёл руки, передавая записку. Не зря Сашка перестраховывался, Ксения в ответной записке написала, что полицейские чуть не каждый день заходят и вопрошают громогласно, не появлялся ли разыскиваемый князь Александр Сергеевич Болоховский. И если появится, пусть лучше добровольно явится к начальнику сыскного отделения Тульского городского полицейского управления коллежскому секретарю Парамонов Ивану Никаноровичу.
— Поедешь? — кикимора устала, Сашка, её по голове погладил и чмокнул в носик.
— Нет, конечно. Сейчас ты с Аюком едешь к Ксении, а я с Уланом до Изотова проеду, узнаю, как у того дела. Я сейчас для Ксении про тебя записку напишу. Может и не расцелует от радости, но примет, баньку истопит и накормит. Ты там не впадай в меланхолию, всё наладится.
Сашка подробно описал сестре, зачем он приехал и что собирается делать. После чего отдал опять записку Аюку, а сам постоял, посмотрел, как калмык с калмычкой скрылись за поворотом кривой Коробковой улицы.
Перед лавкой с лекарствами было многолюдно. Изотов последовал советам Сашки и летом выносил часть товара из лавки, и на небольших лотках продавал «лекарственные настои и отвары». Зайти в лавку не каждый захочет, а вот проходя мимо, почему не взять небольшой кувшинчик «настойки от сглазу», тем более что от неё так вкусно спиртусом попахивает и травами.
Улан взял записку и пошёл в саму лавку, так как за выносным прилавком стоял один из сыновей Акинфия. Сам купец вышел почти сразу и оглядев площадь перед лавкой сразу направился к Сашке.
— Александр Сергеевич, проходите не бойтесь. Бывают у меня агенты из сыскного отделения, сегодня уже был один, так что до завтрашнего обеда точно никого не будет.
Сашка обрадовался. Тоже устал за два дня. Хотелось лечь и вытянуть ноги.



Событие двадцать девятое

Вы не можете контролировать прошлое, но вы можете контролировать, куда пойдете дальше.
Кто-то умный сказал

На следующий день никаких приключений не было, никаких неприятностей не произошло. Не то чтобы обидно… Нет. Обидно не то слово. Как тут объяснить, вот ждёшь неприятностей, и они происходят, ждёшь следующих, и они пожалуйста — пожаловали. А в третий раз или в пятый ждёшь их, готовишься, даже пистоли, заряженные, в ранец солдатский положил Сашка и взял с собой. Один заряжен, как положено, порох и пуля. А второй только порох и несколько пыжей. Убить такой выстрел не убьёт, но напугает точно. Так готовишься, ждёшь неприятностей, а их, бамс, и нет. Как не в своей тарелке себя чувствуешь. Обманули. Одно оправдание остаётся использовать, что дуракам везёт. А он дурак дважды, во-первых, просто — дурень, а во-вторых, сейчас ещё и дундук. Интересно, а имя калмыцкое Дондук к обзыванию — дундук имеет отношение?
В принципе дела были простые. Нужно официально у стряпчего (нотариуса) оформить сделку о продаже доли князя Болоховского в предприятиях купца второй уже гильдии Акинфия Изотова мещанке Анне Серёгиной. Никто денег при этом никуда передавать не собирался.
Акинфий при этом сначала хотел всё как деды делал свершить. Насупонил брови, когда Сашка ему про договор у чиновников подписываемый рассказал и предложил обделать как ранее.
— Подробнее, — Сашка думал, что новое узнает, но нет, про такой договор он от своих крестьян сто раз уже слышал.
Сначала стороны договаривались об «ряде», или об условиях договора. Затем совершалось рукобитие, которое заключалось в пожатии рук друг друга и разъединении сцепленных рук свидетелем сделки. Прямо как дети в Сашкином времени. При заключении крупных сделок обязательно было присутствие трех свидетелей. После этого читается молитва, а стороной, которая покупала организовывалось угощение и выдавался задаток.
— Акинфий дело не в тебе, я уверен полностью, что в случае чего ты Анну не обманешь. Тут дело в том, что моё имущество может суд конфисковать в пользу государства. И они будут это имущество искать. Так что мне, да и тебе тоже, чтобы потом собственности не лишиться, нужно иметь официально зарегистрированный договор.
Акинфий с самого утра ушёл узнавать, как это сделать, и вернулся только к обеду весь в мыле. Сашка за это время успел черновик что ли договора набросать и три раза поесть. Вернулся Изотова вместе с Анной и Ксенией и отправились они сразу в суд. Судов в России сейчас много, и договорами занимаются присяжные в палате гражданского суда. А регламентирует эту деятельность: «Указ именной, данный Сенату „О праве каждого распоряжать благоприобретенным имением по произволу, согласно закону“ от 29 мая 1804 г». Стоило это сто рублей почти на серебро. Акинфий, когда цену узнал, за голову схватился и начал волосы из бороды вырывать. Не от жадности. От наглости стряпчих. Это можно несколько девок купить на эти деньги. Или даже мужика одного с профессией какой.
Второй свидетель потребовался и пришлось ждать пока Изотов приведёт знакомого купца. Сашка это время сидел как на иголках. В любой момент ожидая, что дверь в присутствии откроется, а на пороге полицейские целой оравой с шашками в руках. И тут дверь открывается… И входит полицейский. Осмотрел мельком присутствующих и стал шептаться со стряпчим. Кох даже стал развязывать тесёмки на вещмешке, который с собой взял и в котором пистоли спрятаны. Порох с полки мог высыпаться и Сашка второй рукой нащупал в сюртуке во внутреннем кармане бумажный патрон.
Не понадобилось. Полицейский был видимо не из сыскного ведомства и дела ему до князя Болоховского не было, да и не называлась его фамилия. Хоть и тихо шептались эти двое, но Сашка обострившимся слухом уловил что речь о какой-то вдове идёт.
Наконец, пришёл Акинфий и купец, за которым он и ходил. Акинфий он здоровый чёрный и бородатый, такая лопатой борода. А пришедший был мал ростом, рыж и тонкая козлиная бородка «украшала» физиономию. Противоположности.
Выходя из здания гражданского суда через час Сашка был мокрый, злой и уставший. Но и чуть отпустило. Одну из двух важных сделок удалось совершить, а он всё ещё на свободе. При этом на завтра договорились, со стряпчим, что они придут с Ксенией и князем Николаем Ивановичем Болоховским заключать второй договор о продаже имения Болоховское. С Басково чуть сложнее, раз оно в залоге у банка, то требовалось при сделке присутствие представителя этого банка.
Кох решил попробовать, чтобы не светиться ещё и в банке сначала собрать деньги и рассчитаться с залогом, а уж потом спокойно заключить договор продажи. Осталось малость — найти десять тысяч рублей.

Событие тридцатое

Я не собираюсь ходить на цыпочках всю жизнь только для того, чтобы в полной сохранности прибыть к смерти.
Кристина Агилера

Кох профессиональным шпионом не был. Даже больше — и не профессиональным тоже не был. Не свезло. Как-то в первой жизни не подошли к нему руководители ГРУ и не предложили поработать разведчиком на благо нашей великой Родины. И что ещё хуже, в наружке Виктор Германович тоже не работал. В общем, навыков по маскировке и вычислению хвоста не лишку. Только информация из книг и фильмов. При этом, так как шнурков на сапогах нет, то остановиться, нагнуться и оглядеться, завязывая шнурки, не получится. И с газетами на лавочках пенсионеры сейчас не сидят, под них не замаскируешься. Как сейчас разведчики справляются? При этом Сашка точно знает, что они есть. Генерал Соболевский, чуть подвыпив при покупке щенка несколько лет назад, рассказывал, что служил он в Первом департаменте при Главном штабе, который занимался разведкой, с самого момента создания в 1815 году.
А нужно было Сашке вечером прокрасться в новый дом зятя и Ксении, чтобы обсудить вопрос с закрытием ссуды в Дворянском банке и фиктивной продажей Болоховского, Заводей и Басково сестре. Именно сестре, а не зятю. Нет, Николай Иванович мужик хороший… Чересчур. Он какой-то не злой, не кусачий. Ни рыба ни мясо про таких говорят. И доверить ему всё, что нажито непосильным трудом и досталось от предков Кох не готов был. Уж, лучше Ксения, она всё же родственница.
Придумал Сашка примитивную ловушку для полицейских, если они следят за домом князя Болоховского. Он с собой хороший сюртук, брюки и плащ прихватил и теперь взял нарядил в него Улана. Это не род кавалерии — это сын Аюка. Смотрелся калмык в Сашкиной одежде прикольно. Рост у них почти один. В Сашке метр семьдесят пять, а в Улане где-то сантиметров на семь — восемь меньше, но плечи пошире. А ноги короче. И получается тут жмёт, а тут свисает и топорщится. Но не середина дня и улица непроходная. Опять же улица богатеев и тут пешком мало кто ходит.
Изотов привёз Сашку с Уланом на закрытой пролётке к перекрёстку, где Коробковую кривую улицу пересекает радиальная и высадил, а сам чуть назад, метров сто проехал. Сашка уже в привычном для себя халате и шапке калмыцкой ещё раз показал Улану нарисованный на бумажке маршрут и отдал записку для Николая Ивановича. Улан, держась середины улицы пошёл по центру Коробковой, а Сашка, отстав метров на сорок — пятьдесят крался вдоль заборов в бурьянах. Калмык уже дошёл почти до двухэтажного дома, в котором на втором этаже тускло горели свечи, а ничего не происходило. Сашка уже решил выходить из тени на середину дороги, представляя себе, как весь в репьях заявится к родственникам, как тут из-за каретника, что выходил на дорогу, выскочили два человека. И один из них был в мундире. Мундир сто процентов был полицейский, не преображенец же в зелёном с красными отворотами кафтане по Туле поздно вечером за каретниками прячется. Второй был в штатском. Они окружили Улана и стали ломать ему руки. Через Аюка ещё утром Сашка предупредил Улана, чтобы тот ни малейшего сопротивления не оказывал. Увидят, что это басурманин по-русски даже не говорящий и отпустят, а вот если начнёт калмык сопротивляться, то могут сыскать под это дело статью, чтобы уж оправдать своё ночное сидение.
Улан и не стал сопротивляться. Полицейские заломили ему руки и повели вдоль улицы. Сашка выждал ещё минут пять и по-прежнему в бурьянах вдоль забора прокрался к заднему крыльцу дома. Постучал. Открыл Николай Иванович и отошёл в тёмные сени, подняв над головой масляную лампу. Сашка видел, что вторую руку зять сразу за спину заложил, но металлический блеск успел заметить. Лучики тусклые от огонька отразились от шестигранного кованного ствола небольшого пистоля.
— Сашенька! — из-за плеча князя высунулась кучерявая голова Ксении.
— Александр, я боюсь, что за домом следят, — шагнул вперёд Николай Иванович. Обе руки заняты, и он заозирался, ища куда пристроить пистоль.
— Я видел. Их отвлекли. Нам нужно поговорить о важных делах.
— Конечно, заходи, Сашенька, — Ксения забрала у мужа пистоль и он, улыбнувшись довольно кисло, протянул Коху руку.
— Пошли на кухню, на втором этаже дети с няней.



Глава 13

Событие тридцать первое

Новоселье означает «новое село» или «новое поселение».
А как быть с новосельем во вторичное жилье, это второселье!

— Не знаю, Александр, мое годовое жалование на заводе соответствует жалованию майора — 464 рубля, плюс 156 рублей рациона и ещё 126 рублей квартирные. Вот и всё, что мы с Ксенией имеем на год, — зять поджал губы и отвернулся. Стеснялся, понял Сашка.
Это был конец подсчётов, начало было более оптимистичное.
— А знаешь Александр сколько кучер получает? — вырвал голос Николая Ивановича Сашку из воспоминаний.
— Кучер? — Сашка не мог быстро переключиться. Да пофиг ему, сколько тот кучер получат.
— Почти столько же. От 400 до 600 рублей в год. Это точно, у нас с господами конструкторами даже спор вышел. Взяли проверили. Так и получилось. — Кто о чём, а вшивый о бане.
Начало математических упражнений кучера не касалось.
— У меня скопилось примерно пять тысяч рублей на серебро, чуть меньше, пришлось рассчитаться с господином Иваницким за калмыков и привезённые им семена.
— Сашенька, а ведь я обижалась на тебя, что не послушал меня и послал всё же за этими… хм… дикарями, хотела сказать, скажу помягче, чужими здесь людьми. Да. А оказалось, что они уже дважды тебя спасают. Правильно ты тогда поступил, доверившись предчувствию своему, — Ксения промокнула платочком слезинку. Сначала пять минут ревела чуть не белугой, да и сейчас вечно глаза на мокром месте, хоть вроде математикой заняты.
— Три тысячи рублей даст мне Акинфий Изотов. Это не в долг, это как бы вперёд из нашей прибыли. Он на новый дом копил, но подождёт полгода. Три тысячи рублей — это моя прибыль от лекарств и кальвадоса за полгода примерно, — Сашка обвёл взглядом родственников и самое неприятное изрёк, — Не хватает, чтобы полностью выкупить из залога Басково, примерно две тысячи рублей. Я дал команду и сейчас продадут часть масла подсолнечного и картофеля, но это пока продадут, пока бумажные деньги в серебро и золото переведут, чтобы потом в банке лишнего не платить при пересчёте. Это больше недели. И там будет от силы пятьсот — шестьсот рублей. Николай Иванович, а вы можете на полгода занять две тысячи рублей у знакомых?
Тут князь Болоховский и выдал Коху весь этот нищенский семейный бюджет. Нет, Сашка и так примерно знал, что плохо живёт Ксения, не нищие, но и до нормального даже существования далеко. И выручала их раньше только поставка продуктов напрямую из Болоховского и то, что домик был свой, а то половина бы этого жалования уходила бы на оплату квартиры.
— Я же наберу за полгода примерно эти две тысячи. Ресторан приносит денежки, коней на случку водят. Ещё немного ржи и кукурузы продам. Что-то и собачки принесут. Наберу.
— Ох, Саша. Не знаю, я спрошу у товарищей на работе, — князь Болоховский сказал это таким тоном, что можно было не сомневаться, что ему бы дали, вот только у тех, кто захочет дать, у самих финансы поют романсы. И опять же стыдно князю побираться. Голубая, блин, кровь. Сашка за пять лет сто раз порезался или ободрал чего на руке или ноге, но кровь была красной. Скорее всего — подменили его в роддоме.
— В крайнем случае можно ваш дом в залог у банка оставить, а я через полгода дам денег, и вы его выкупите.
— Ну, а если… Кхм. А наш старый дом? — Кох понял, что хотел Николай Иванович сказать. — Ну, а если тебя поймают, арестуют, лишат имущества и в Сибирь отправят? Что тогда с нами станет? Где мы возьмём денег на выкуп дома?
— Старый дом в доле теперь у Акинфия Изотова и Анны Серёгиной. Акинфий и так три тысячи даёт. Вперёд даёт.
— Ох уж эта твоя Анна. Она…
— Ксения! — повысил голос чуть Николай Иванович, что почти никогда в отношении жены себе не позволял.
— Так что с деньгами, Николай Иванович? — решил вернуться к их баранам Сашка.
— Я попытаюсь занять.
На этом переговоры и закончились. Уходил Сашка опять через чёрный ход и пробираясь вдоль заборов по зарослям репейника.
Ночевал в сарае у Акинфия. В очередной раз повезло. Пока он был в доме Ксении и Николая Ивановича, полиция, очевидно вызнав у Улана, где он городе остановился, подъехала на двух бричках к дому купца и осмотрела его и все постройки, естественно, кроме Аюка никого не нашла. Забрали его, но через час примерно обоих калмыков отпустили. Приехали заниматься разведением коней, а князя нет, вот умные люди и посоветовали съездить в Тулу к родственникам князя Болоховского. Нет, в Туле Александра Сергеевича тоже не видели. Сословие казацкое. Чего вам от нас надо? Жаловаться будем. Отпустили. И довезли даже до дома Изотова. Сашка приезд брички видел, наблюдая из кустов черёмухи на другой стороне улицы. Бричка ещё постояла минут десять, переговаривались два полицейских, а потом уехала. Акинфий приглашал Сашку в дом, но тот отказался. Если его в доме найдут, ну, вдруг облава будет, то Изотову не поздоровится. А так можно отбрехаться, что сам забрался. В сарае была лавка широкая, снял Кох с неё всё, а под голову шапку калмыцкую положил. Ничего, то, что калмыков и дундуков не убивает, делает их сильнее.
Зря перестраховывался. Ночь вполне спокойно прошла. Утром сын Акинфия принёс Сашке большой кувшин молока и пирог с гречкой и мясом. Завтрак пахаря в поле. Поев, подпольщик перебрался на сеновал, забрался на самую верхотуру и задумался о презренном металле. О серебре. Если никуда не спешить, то эти две тысячи к Новому году сами организуются. Деньги за спиртное, что продаётся в их ресторане «Прованс» и за эксклюзивные блюда в нём приносят до тысячи рублей в месяц, минус конечно всякие расходы, на бутылки, на кухарку, девиц кормить, одевать надо, вышибале платить. Дрова, вода, всё не бесплатно, но даже если все минусы учесть, то рублей семьсот чистой прибыли получается. Половина Сашкина, и за четыре месяца набежит полторы тысячи рублей.
Ещё плюсом капают денежки от шабашников, что эксклюзивный ремонт в домах делают по технологии, что их Кох обучил. Не самые большие деньги, но за четыре месяца пару сотен рублей набежит.
И за доставленное его жеребцами удовольствие кобылам дворян и богатых купцов опять же ручеек не иссякает. Тоже сотню другую в месяц получает за это Сашка. То есть, если отложить, как и планировал раньше, выкуп Басково из залога на январь 1836 года, то денег хватит, и не надо будет в долги залезать.
Наверное, так и придётся поступить. Одно «но», до этого Нового года нужно будет прятаться, а жить зимой в землянке в лесу Виктору Германовичу, ну очень не хотелось.

Событие тридцать второе

«Не подведу!» — сказал прораб народу и не подвел ни газ, ни свет, ни воду…

Отец Сашки погиб далеко не молодым человеком. Ему уже шесть десятков было без малого. Женат был два раза. Первый брак был бездетным, и князь Болоховский даже подумывал развестись. Но тут жена поехала на богомолье зимой и застудилась. Вернулась, слегла с температурой и сгорела как свечка.
Сашке это не так давно Ксения рассказала, а она узнала от матери. Через год в возрасте почти пятидесяти лет Сергей Борисович Болоховский женился на Наталье Андреевне — матери Ксении и Сашки. А вскоре и погиб.
Взял он кредит под Болоховское и Заводи чуть не самым последним в стране в 1786 году в Дворянском заёмном банке. В этот же год его закрыли. Правда, долги продолжали взимать. И почти сразу же в Москве и Санкт — Петербурге открылись филиалы нового Государственного заемного банка, который на деле оставался старым финансовым институтом, обеспечивающим жизнь дворянам, но с новой вывеской.
Сергей Борисович переоформил ссуду в Государственном заёмном банке. Условия были следующие: банк выдавал кредиты под 6% годовых. Залогом при этом выступали имения с крепостными. Стоимость крепостного при кредитовании оценивалась в 20 рублей, в то время как рыночная цена одной души составляла 30 — 100 рублей. Максимальный размер кредита составлял 10 тысяч рублей, выдавались деньги на восемь лет. К тому моменту как имение перешло к Сашке недоимки по процентам составляли уже четыре тысячи рублей.
За пять почти лет Коху удалось и каждый год погашать проценты, и выплачивать недоимку, и копить деньги на погашение кредита. Теперь Болоховское и Заводи полностью свободны от кредита и всех недоимок. С Басково, доставшееся Сашке от приёмного отца — князя Русиева дела обстояли чуть лучше. Оно тоже было заложено на все десять тысяч рублей ещё в Дворянском банке и потом перезаложено в Государственном заёмном банке три раза. Но недоимок не было. Умудрялись бывшие хозяева на проценты денежку набирать. Нужно было Сашке просто выплачивать в январе шестьсот рублей серебром — погашать проценты. На это денег за урожай, самогон, щенков и ещё по мелочи что набиралось, хватало.
Сейчас собачий бизнес почти перестал прибыль приносить. Все желающие в округе и Туле обзавелись уже огромными собаками, а некоторые, приобретя пару, и сами стали щенков продавать, составляя Сашке конкуренцию.
Размышления на сеновале в утренней осенней прохладе навели Коха на мысль, что спешить всё же не надо. Нужно собрать все деньги и на имя Анны положить их в Государственный заёмный банк. Это те же самые 6% годовых. Интересный принцип у этого банка, даёт кредиты и принимает вклады под одинаковый процент. У банка даже цели не стоит — заработать. Где-то читал Кох, что все эти Дворянские и Государственные банки до революции цель имели другую. Поддерживать уровень жизни дворян в России на высоком уровне. Для банка странная цель.
В общем, после всех прикидываний известно чего к носу, Сашка поехал, не оформив имения на Ксению, назад. Под всё той же личиной калмыцкого героя — дархана они с Аюком, Уланом и Анькой посетили рынок, прикупили, как Сашка и хотел, немного зерновых, картошки и яблок с грушами, да и вернулись в Басково.
И там под ручку с паранойей Кох развернулся. Доверять особо некому, кто-то же сдал его полицейским. Интересно ещё бы узнать как? Ведь даже от Басково до Тулы семьдесят вёрст. За день туда — сюда не скатаешься, нужно четыре дня, ну если по дороге туда коня загнать, то, наверное, можно и за день, но это кавалерийского коня или вот выносливого калмыцкого, а так на обычной крестьянской лошадке точно четыре дня.
Так что остаются в остатке сухом у Сашки четверо ветеранов и пять подросших пацанов сирот, пригретых инвалидами. Из них он и организовал дозоры. В версте примерно от Басково в сторону Тулы срочно собрали небольшой сруб, накрыли крышей, собрали из купленных кирпичей печь и даже окна застеклили настоящими стёклами. Получилась непонятная избушка посреди поля. Ну, это для крестьян непонятная, да для проезжающих мимо купцов всяких, а так вполне себя понятная — это наблюдательный пункт. Дежурили в нём ветераны и пацаны посменно, сутки дежуришь и восемь потом отдыхаешь, ежели нечем больше заняться. При домике есть пристройка небольшая, куда даже часть трубы печной выведена. Так что там вполне нормальная температура. И это — конюшня для одного всегда осёдланного резвого жеребца или кобылки. В основном фризы там ожидают. Его точно в этих местах никто не обгонит.
Других дорог в Басково, а потом в Болоховское нет. С востока лес, который объезжать целый день, а с запада река с болотистыми берегами, заросшими кустарником, ракитой в основном. Цель у дозорных простая — углядеть издали полицейских в их привлекающих внимание зелёно-красных мундирах, вскочить на резвого коня и мчать версту до Басково. Если Сашка там, то предупредить его, если нет, то предупредить ветеранов, чтобы по возможности хлебом — солью те задержали полицейских. Кроме хлеба всегда была тройка — другая бутылок с кальвадосом и копчёная свининка. Мало кто мимо такого угощения проедет. А гонец в это время мчит дальше в Болоховское и предупреждает Александра Сергеевича, что пора перебираться в землянку.
После оборудования Наблюдательного поста следующим делом и стало благоустройство лесного домика. Дорогу к нему протаптывать и всех оповещать об этом убежище Сашка не стал. Сделали всё, как и в прошлый раз. Ветераны в сумерках подвозили к опушке и прятали в кустах стройматериалы, а Сашка переносил всё к землянке и сам, как уж получалось, обустраивал. Даже печку неказистую сам собрал. Сначала посмотрел, как печник это на наблюдательном пункте делал, а после повторил. Странно, но получилось хуже. Как-то всё кривобоко и косоруко. Не это не мастер такой, это сквозняки по дому гуляли. Тогда ещё окна не вставили. Хотя… понятно — дурень же делал. Какой с него спрос.
Стены Сашка обшил доской и между подгнившими местами брёвнами и новыми досками набил высушенный мох. Крышу тоже оббил новой доской, получилось ярко и заметно, тогда они вдвоём с Анькой зачерпывали из озера ил и им красили свежие жёлтенькие досочки. Пикассо с Малевичем плакали, стоя за спинами и просили и им дать повторить — потворить. В результате всё стало коричнево-буро-зелёным. Юдашкин потом эту расцветку украдёт и форму российской армии будут из ткани такого цвета шить.
Только закончили они с Анькой землянку, как долгожданные гости пожаловали.

Событие тридцать третье

— Чего тебе, девочка?
— Мести!
— Месть закончилась, что-нибудь еще?
— Овсянки с изюмом.

Дубровского ведь Пушкин уже написал? Да, должен написать, ему жить чуть больше года осталось. Жаль Кох не помнил эту книгу. Не так, чтобы совсем не помнил, канва в голове осталась, имена, и то, что опоздал корнет в церковь, а вот чего он там безобразничал никак не вспоминалось.
К чему это. А лежал Сашка себе на топчане в земляке благоустроенной, даже самовар имеется, и думал, что он, конечно, добряк в душе, да ещё даун со справкой, а они все безобидные, но ведь должен быть предел терпению. Всё началось с того, что пообещавший молчать боров Селиванович вместо того, чтобы и правду молчать, взял и отправил сыновьям Шахматова письма с ложью, что Сашка стрелять начал до подачи сигнала. Кстати, дуэль Пушкина вспомнилась, там Дантес тоже выстрелил, не дойдя до брошенных шинелей, до метки в двадцать шагов. То есть, именно раньше времени пальнул по нашему всему, нарушив чего-то там. Правила, наверное? Кодекс?
Ну, Дантес пусть пока резвится. А вот Селиванович? Что он сделал соседу? Зачем тому лгать? Не наведаться ли, как корнет Дубровский, в гости к толстопузу и не поинтересоваться, пришпилив коки к лавке, ты пошто боярыню… тьфу, пошто дурня обидел и оболгал. В чем твой цимес?
Правда, там большая семья. Девок полно… Их за какое место к лавкам пришпиливать? Разве где в лесу прищучить? Что-то про охоту соседушка говорил.
Нет. Это время терять, опять же там такая гора мясца, как с ней справиться? Это надо помощников брать и потом убивать подвергшуюся пыткам тушку. Так и хотелось Виктору Германовичу сказать, что мы, мол, пойдём другим путём? И чего за путь? Вот. Засада. Как выпутаться из этих силков Сашка себе не представлял. Ладно, он переписал на Аньку лавку и ресторан. Ладно, он перепишет после Нового года на Ксению оба села и деревню Заводи. И чего⁈ Сам до смерти от старости будет по землянкам прятаться? Так себе планы на жизнь.
Был запасной план. Но он Коху не нравился. Можно было уехать в Москву, там добыть себе документ какого-нибудь мещанина Пупкина и жить с Анькой добра наживать. Да ту же аптеку открыть. Или для бар питомник диковинных растений. Название красивое придумать — «Барский питомник».
Нет, не лежала душа. И опять же, вдруг тот же сын Шахматова зайдёт в аптеку и дурня узнает. Так он аспид, вида не подаст и сразу к ментам. А, тьфу, к понтам… м… к серым… м… к зелёно-красным мусорам, и те набегут и скрутят расслабившегося дурня.
А открывать питомник в Тамбове? Так там вряд ли озолотишься.
— Сашка, ты чего лыбишься? — кочегарящая чего-то у печки кикимора встала, уперев руки в боки перед топчаном, на котором Кох пережидал облаву очередную. Всё сработало на пятёрку. Полицейских Ероха — один из пацанчиков, заметил, вскочил на «Чертушку» — это последний из купленных фризов, и галопом помчал в Басково. Там, не слезая с пышущего паром коня, сообщил ветеранам о мусорах и опять галопом в Болоховское.
Санька гнал яблочный самогон. Урожай опять был отменный. Старые яблони почувствовали заботу и умелую руку и четвёртый год подряд плодоносили без отдыха. Кох их подрезал, выпилил волчковые ветки, заделал в трёх деревьях дупла, срастил морозобойные трещины, назабивал вокруг в землю гвоздей и прочих сломанных подков и проводил в нужное время нужные подкормки. Теперь от яблок и груш не отбиться. И в Басково три яблони ранетки из полудикого состояния в нормальное привёл, тоже по десятку ведер теперь давали.
Так что сырья для кальвадоса хватает, опять же крестьянам во всех трёх м… сёло-деревнях сказал, что купит яблоки или в счёт оброка примет. Несите. Немного, но принесли.
Поставили брагу, и только она подошла, и решили начать раскочегаривать аппарат, даже дровишки уже подпалили под чаном, как тут Ероха, нарисовался. Пришлось, не переодеваясь, в пропахшей брагой рабочей одежде, тикать.
— Мстю рожаю.



Глава 14

Событие тридцать четвертое

Мир держится на уловках. Играют все. И тут важен живой талант. Дар от рождения, то, чего не даст никакой диплом.
Воды

слонам

! (Water for Elephants)

Если с точки зрения банальной эрудиции, где каждый индивидуум, критически мотивирующий абстракцию, не может игнорировать критерии утопического субъективизма, концептуально интерпретируя общепринятые детализирующие поляризаторы, то начальник сыскного отделения Тульского городского полицейского управления коллежский секретарь Парамонов Иван Никанорович — полный кретин.
Он опять оставил полицейских в Болоховском и Басково на неделю. Сашка даже листочек взял и разделив пополам плюсы и минусы записал. А что, если он их кормить запретит? Силой возьмут? Да, ну, хотелось бы на это посмотреть. Потом управляющий Павлидис Андрюха пойдёт к полицмейстеру славного города Тулы или Тульской губернии лучше, и напишет заявление, и в суд подаст параллельно гумагу, напишет про огромный ущерб, и за все три раза жратвы туда включит по ценам ресторации «Прованс». Там наскребётся по сусекам столько денежек, сколько всё управление полицейское Тулы за год от государства получает. И никто в стране не любит полицейских. И суд, должно быть не любит, а десять бутылок кальвадоса и абонемент на месяц в тот же «Прованс» помогут судье Ляпкину-Тяпкину принять положительное решение и взыскать с коллежского секретаря Парамонова Ивана Никаноровича в пользу князя Болоховского пару тыщ рублей на серебро. Плюс моральная компенсация, побили мещанку Марию Петровну, эти сусеки грудью защищавшую. Встаёт Машка на суде и на голову возвышаясь над полицейским говорит (хм) жалобно: «Он меня пьяный за титьку хватал». «А вы, гражданка»? — интересуется судья Ляпкин-Тяпкин. «И я его». «А чего же у него нос синий», — недоумевает судья. «Так он мелкий, промахнулась чутка». Это плюсы. Минус один, вот тогда Парамонов так окрысится на Сашку, что будет искать его денно и нощно, пока не найдёт. И ещё минус, что в Туле все будут знать, что князь Болоховский преступник, ну, почти преступник, скрывающийся от полиции.
Так про Парамонова, неужели он думает, что, оставив отжираться в имениях сотрудников, он приблизится к поимке Сашки? Прямо вот войдёт князь Болоховский в одну из комнат, где мусора пьянствует, протянет руки вперёд и скажет: «Хрен, мол, с вами. Ваша взяла. Вяжите, аспиды»! Нет, по словам Иваницкого, Парамонов нормальный дядька в идиотизме не замеченный. Тогда вывод только один, он всё же деньги от кого-то взял и сейчас делает вид, что Сашку ловит и ищет, показывая, что деньги отрабатывает.
Если так, то и ладно. Правда, тут надо и у себя в глазу бревно углядеть. Кто-то точно сообщает начальнику сыскного отделения Тульского городского полицейского управления коллежскому секретарю Парамонову Ивану Никаноровичу, что Сашка вновь в имении.
Сашка пока неделю скрывался в «Разливе» от нечего делать думал, как человечка этого выцепить. И даже попутно узнать, как он это делает с учётом того, что до Тулы два дня пути и два назад, соответственно. Наверное, придумал. Осталось дождаться пока съедут полицейские.
Неделю просто Сашка на топчане не лежал. Французский и калмыцкий языки учил. С методом глубокого погружения пока побежали, так что просто слова учил. Поставил себе целью по сто слов каждого языка за день выучить. В результате вышло чуть меньше, то Анька заявится и пару часов отвлекает, испытывая на прочность новый топчан, то печь топить надо, ночи-то уже холодные, но дров никто не заготовил, да и топором стучать нельзя, привлечёшь к хижине внимание. Потому пару часов уходило на собирание хвороста, и с каждым днём все больше времени и больше, так как и холодало, и весь ближайший сушняк уже собран. Приходилось всё дальше и дальше отходить от землянки.
Наконец, полицейские отбыли, наорав на дворню, что если появится князь, то сразу им сообщили чтоб. А то ай-я-яй! Наивные? Хотя.
Кох сразу нарисовался в Басково и собрал совет старейшин. Ветераны поддержали желание найти супостата и вздёрнуть на осине. И в назидание и полиции сигнал.
— Сначала найти надо. Я тут простой план придумал. Смотрите, господа инвалиды, в Тулу из Басково ведёт только одна дорога. И мы её контролируем. Но мы забыли про дорогу, что идёт в Богородицкое. С запада от Болоховского и Басково есть большущее имение Антона Антоновича Селивановича. И оно не по дороге в Тулу, город на севере. Только я спросил нашего конюха как-то, а как мол с той стороны в Тулу попадают. Давно было, подзабыл немного, но там, ещё если чуть на запад, то есть другая дорога на Тулу. Что если этот ворог не в город едет полицейским сообщать, а в Богородицкое, а Селиванович уже сам с полицией сносится? Задержка всего в пару часов. Слушайте план…
На следующий день Сашка занялся осуществлением своей части плана под кодовым названием: Операция «Нетерпеливый ледник». Это Кох вспомнил дебильное название одной из операций ЦРУ или какой-то другой спецслужбы США в конце двадцатого века. Он как раз был в Афганистане, и там офицерам на политзанятии про эту операции американцев рассказывали. Если память Виктору Германовичу не изменяет, то это была операция воздушного шпионажа в Иране. Тут тоже воздушная разведка предполагалась. Нет, не на воздушном шаре. Проще всё. Вдоль дороги на Богородицкое от Басково давным-давно высажены липы. Много. Несколько сотен. Как бы длиннющая алея идёт через поле. На одну из них по плану и должен взгромоздиться Ероха. И следить за всеми, кто в ту сторону пройдёт или проскачет, или на телеге проедет. И главное, кто из этих путешественников в этот же день вернётся назад. С вероятностью процентов в восемьдесят — это и будет шпион.
Сашкина же часть операции — это бросить маскироваться под калмыка Дондука и предстать в Болоховском и Басково в своём истинном облике. Покрутиться, может даже в села заехать и так пару раз. Мол, я туточки и никуда уезжать не собираюсь. Сход даже какой назначить… Через четыре дня. Пусть господин Парамонов опять пришлёт воинство его ловить.

Событие тридцать пятое

В шкафу скрывался меж скелетов
Любовник Клавкин Леопольд,
Искусно замаскировавшись
Между польт

Господин Александр Потапович Ивлев, тот самый главный лошадник в Туле, заявился в Басково как раз тогда, когда Сашка туда приехал, чтобы провести праздник Урожая очередной. Всё, как всегда, нужно выдать золотые червонцы за лучшие урожаи и самые большие картофелины и зерно. Деньги нужно было экономить и копить на закрытие кредита, но Сашка плюнул на сто рублей. Важнее поддержать в крестьянах зародившуюся любовь к селекции. Как там, посеешь привычку — пожнёшь бурю… Ну, как-то похоже.
И только праздник прошёл, и Сашка сел с Ивлевым договариваться о предоставлении услуг по окучиванию лошадок новыми огромными жеребцами (и шайры появились, и битюг есть), как в сенях поднялся крик и причитания. Кох оставил Александра Потаповича наедине с фужером кальвадоса грушевого и спустился на первый этаж. А там, понятно Ероха кипишует. Пришлось встряхнуть пацана и с толком, с расстановкой, опросить заслуженного наблюдателя Российской империи.
Информация была неприятная. Три часа назад псарь Никодим проехал в сторону села Богородицкое на телеге запряженной Афонькой. Афонька — это как раз битюг. На самом деле ему дали имя Афанасий, за умный вид и покладистый характер. Но этого покладистого другие жеребцы забижали, кусали, лягали, толкали и как-то незаметно гордое Афанасий трансформировалось в жалостливое Афонька. При этом Афонька был метр восемьдесят пять в холке и здоров как бык. Мог новый колёсный немецкий плуг весь день тягать без роздыху, только пахарей меняй.
Никодим явно спешил. Так как всё время, что был в поле зрения, сидящего на липе Ерохи, понукал жеребца, даже кнутом один раз огрел. Знал кого запрягать. Если бы он чего подобного сотворил с Вороном, так тот бы его загрыз насмерть.
Через три часа Никодим вернулся. И опять Афоньку поторапливал. Ну, видимо время собачек кормить подошло. Вот и спешил.
Сашка голову почесал, да и отправил пацана назад на наблюдательный пункт. Рано операцию «Нетерпеливый ледник» заканчивать. Никодим мог быть чист перед ним аки божья слеза. У Селивановича была кавказская овчарка. Овчар. Кобель. Помнил разговор на Дне Рождения Сашка, там бычара этот хвастался, что откормил щенка до своих размеров, и ржал как конь. Так что, вполне мог ехать Никодим в Богородицкое договориться о случке этого откормленного кобеля с сукой какой подходящей. Ну, чтобы инцеста особого не было, не вырождалась порода. Всё же чуть маловато экземпляров первоначально было у князя Русиева. Сашка даже подумывал в Москве поискать кавказца, для увеличения возможных вариантов для вязки. Никодим был псарём от бога и работу свою знал и ценил, практически не было к нему претензий. И опять-таки, он знал об истреблении грузинцев, приезжавших пять лет назад имение захватывать. Если бы хотел Сашке навредить, то давно бы его полиции сдал.
Они тут сейчас решат, что псарь Никодим и есть засланный казачок, а он не при делах. Они же настоящего соглядатая проворонят, а невинного схомутают.
— Ты поспеши, Ероха, и гляди в оба. Может, пока бегал, кого упустил. Так наблюдай и за теми, кто из наших просто с той стороны возвращается.
— Понял, Вашество. Я мигом! — И упылил.
А дальше просто сплошные удачи. С Ивлевым договорились на семь использований огромных жеребцов для улучшения породы у помещиков, живущих в окрестностях Тулы. Правда, всем подавай разных. Двое хотели фризов, один шайра, двое битюга Афоньку наметили в производители, а ещё две кобылки ждали Клайдсдейла Ворона. Понятно, что никто из тех барей не видели в глаза Сашкиных лошадей, только со слов Александра Ивлева, а нет, ещё у главного лошадника Тулы был, как бы альбом, в котором он собрал вырезки из литографий и рисунков разных, где были запечатлены лошади почти всех пород, про некоторые Сашка и слыхом не слыхивал. Вот в этом альбоме и были «портреты» его жеребцов. Так что помещикам можно было не вслепую выбирать, а по такому своеобразному каталогу. Все сделки Ивлев обещал закрыть в течение месяца. А это значит, что с финансами чуть легче станет, сразу семь сотен рублей перепадёт. Останется до нужной суммы чуть.
И только распрощались с Ивлевым, как прискакал Агафон с пугающим «Едуть». Сашка бросился к лесу, но что-то толкнуло его, и дурень у кустов задержался на опушке. И решил не идти сразу в хижину «Дяди Тома», а понаблюдать с опушки, кто там опять «едуть». И правильно сделал. Это совсем не полиция оказалась, а на бричке прибыл господин Иваницкий. Один, ну в смысле с кучером, конечно, но без всяких полицейских. И сразу понятно стало, чего это Агафон тревогу поднял. Был Иваницкий одет в зелёного сукна сюртук, а не в свою обычную форму ахтырских гусар с коричневым ментиком и синими штанами.
Привёз Олег Владимирович новости совершенно потрясающие. Они многое ставили на место, но и вопросы возникали. Скелеты в шкафу оказались живыми, давай шевелиться и гадости гадить.
— Что вы знаете, Ваша Светлость, о первой жене вашего отца? — интересный вопрос задал бывший гусар.
Сидели они в беседке. Кох её в Басково застеклил. Дом был небольшой и гостиная мрачная какая-то, с маленькими подслеповатыми оконцами. В ней гостей принимать не комильфо. А вот в большой теперь застеклённой веранде светло и тепло от небольшой буржуйки, изготовленной на оружейном заводе в Туле по чертежу Коха.
— Я про это узнал совсем недавно, а что? — Сашка сам налил Иваницкому новый свой напиток. Попытался чешскую «Бехеревку» повторить. Кардамон достал, полынь, анис, можжевельника шишечки. Не так и плохо, может чуть кардамона переложил в первой партии. Ничего, вторая лучше получится. Но и сейчас это было совершенно непривычное пойло, уже в «Провансе» все именно Бехеревку заказывает.
Олег Владимирович, как-то хитро эдак улыбнулся и, подняв вверх палец, проговорил по слогам:
— Первую жену вашего отца звали Анна Антоновна…

Событие тридцать шестое

Ходжа, да ты мстителен, как туркменский хомяк. По крайней мере, щеки надуваешь точно так же…
Андрей Белянин «Посрамитель шайтана»

Сашка репу почесал. Итак, первую жену князя Болоховского Сергея Борисовича звали Анна Антоновна Селиванович. Исходя из возможного возраста этой женщины получалась, что она старшая сестра этого великана Антона Антоновича Селивановича, того самого соседа, который отправил сыновьям Шахматова письма, в коих обвинял Сашку в преждевременном выстреле. Выстрел был, конечно, не преждевременный, а после сигнала, но времени между ними почти не было, секунда, мог и принять стоящий со стороны Шахматова секундант один за другой. Но ведь прилюдно ничего не сказал. А сыновьям написал в надежде, что те прискачут и грохнут Сашку на дуэли, но пацаны, проверив у генерала Соболевского информацию, вызывать дурня на дуэль не стали. И раз его ищет полиция, то либо они, что очень вероятно, либо Селиванович в полицию на него донесли.
— Селиванович? А как умерла первая жена вашего отца, Александр Сергеевич? — вывел Коха из задумчивости бывший гусар.
— Ездила на богомолье зимой и простыла. Ксения говорит, что она не могла родить ребёнка и ездила часто на богомолье, но сами понимаете, это было до рождения Ксении.
— Вот, в этом всё и дело. Мог господин Селиванович винить вашего отца в смерти своей сестры. И ещё штришок к этому полотну. Деревня Заводи была приданым Анны Антоновны Селиванович.
Сашка вновь затылок поскрёб. Ну, всё вроде гладко. Этот боров решил воспользоваться возможностью и отомстить сыну человека, якобы сгубившего его любимую старшую сестру, может даже мать ему заменившую, если возраст прикинуть. Мало ли, вдруг мать у них умерла, скажем, родами. Частое явление сейчас. Узнать не просто, много времени прошло, но попытаться можно. Хотя… что это меняет?
— Не великий я знаток законов, но если вы умрёте, Ваша Светлость, или ваши земли отойдут государству по суду, то не может ли Антон Антонович подать прошение о возвращении приданого его сестры? — прихлёбывая маленькими глоточками бехеревку кинул ещё один камешек на весы Иваницкий.
— И я не знаток. Нда, Олег Владимирович, складная получается картина. Почти всё на свои места встало. Легче только не стало, простите за тавтологию. Не понятно мне в такой ситуации, что делать? — Сашка бехеревку не пил. Крепкая слишком. Себе он капнул в фужер свежего грушевого сидра. Делали его из груши одной, она почти дичка была. Плоды маленькие и кисловатые, но если добавить чуть сахара перед брожением, то получался просто волшебный сидр, ароматный, терпкий и оставляющий послевкусие будто настоящую сочную грушу откусил.
— Я позволил себе пригласить господина Парамонова в вашу ресторацию «Прованс» и выведать чего. Он человек увлекающийся, может под выпивку прихвастнуть. Так вот, думаю, что ничего делать вам не надо. Полиция ещё немного поизображает активность, отрабатывая деньги данные Селивановичем, да и успокоится. Ну, а если вы Александр Сергеевич переберётесь в Петербург, например, то там вас точно никто искать не будет. Не навсегда, на пару лет. А там глядишь либо осёл, либо падишах сдохнут. Я слышал, что у господина Селивановича удар уже был. Доктора поставили на ноги, но пить запретили и мяса сказали поменьше есть, да пиявок прописали, а он как пил, так и пьёт, как обжирался, так и обжирается, а пиявками в доктора запустил и больше его не зовёт.
— Уехать в Санкт-Петербург? Хм. Мысль интересная.
— И я настоятельно вам советую эту мысль в жизнь воплотить. Нужно чтобы слухи о вас не поползли по городу. Сейчас о том, что вас ищут, Александр Сергеевич, знают буквально несколько человек. Уедете на пару лет и о вас забудут.
— Александр Сергеевич, говорите? А ведь так я и сделаю.



Глава 15

Событие тридцать седьмое

Когда ты решаешь загадки, мир имеет смысл, и всё вокруг правильно.
Доктор Хаус (House M. D.)

Иваницкий отправился в подготовленную для него баню, а Сашка остался сидеть на веранде, машинально подбрасывая маленькие берёзовые полешки в печурку. Думал о Питере. Он, как всякий приличный попаданец, грандиозное дело там себе наметил и в принципе его уже вполне можно было начинать осуществлять. Проблема была в деньгах. Это здесь ему денег для житья — бытья не надо, всё по Адаму Смиту. Ну, если не считать уплату подушного налога и погашение процентов и самого тела залога в банке. В Санкт-Петербурге нужно будет снимать квартиру и питаться. То, что он задумал, за день не осуществить, да и Олег Владимирович посоветовал не прокатиться до Петербурга и обратно, а пожить там пару лет, пока тут про него все забудут. То есть, нужны деньги вполне себе приличные. И самое интересное — они у Сашки были. Восемь тысяч рублей на серебро, если пересчитать, Анька положила в банк. Они с Андрюхой Павлидисом съездили в Москву на неделю и утрясли там все вопросы. Заодно и семян с яблоками и грушами прикупили.
Плюс немного за щенков он в ближайшее время получит и за использование жеребцов великанских. Покапают денюжки и за элитный самогон. В принципе, он необходимые десять тысяч рублей для закрытия залога за Басково соберёт даже не к январю, а к ноябрю. Ладно. Благая весть. Аллилуя. Рассчитается с банком, и с чем в Петербург поедет? Засада.
За этими размышлениями и застал Коха, вломившийся на веранду Ероха.
— Вашество! Пф! Федор из Богородицкого приехал сейчас, — пыхтя, как паровозик из Ромашкова, сообщил пацан, переводя дух. Явно бежал всю дорогу с неожиданной вестью. Спешил поделиться.
Фёдор в Басково был один, и был он конюхом. Теперь, с появлением калмыков, в нём в принципе и нужды не было. Всего-то три с половиной десятка великанских лошадей, считая жеребят, на огромную кучу калмыков. Там людей, ухаживающих за конями, если детей и женщин считать, больше, чем самих лошадей. Да, теперь лошадки будут размножаться быстрее, кобыл в табуне семнадцать штук, то есть девять жеребят в этом году будет (Кобыла рожает раз в два года), а в следующем прикупит ещё Сашка, и жеребята подрастут. По пятнадцать, а то и по двадцать жеребят будет добавляться ежегодно к стаду. Это планы такие были, теперь всё наперекосяк пойдёт.
Денег на коней не будет. Или на выкуп Басково. А то и на оба дела.
— Фёдор, говорю, приехал. Я не видал, когда он тудысь отправился, — видя, что «Вашество» не реагирует, повторил Ероха.
— Да, спасибо, я слышал. Замёрз должно быть, там баня натоплена, иди Ерофей погрейся, заодно господина Иваницкого веничком отдубасишь. Заслужил. Ты. А он тем более.
Фёдор и Никодим? Никодим и Фёдор. Один из них точно куплен Парамоновым, ну или самим Селивановичем. А какие у Фёдора могут быть дела в Богородицком? Да мало ли. Кум жены брата свёкра живёт там и срочно понадобился порося резать.
Есть два пути найти аспида, змеюку подколодную, на груди пригретую. Первый простой, воткнуть обоим паяльник в одно место и спросить, как с понимающих. Хотя, с паяльником могут и оба сознаться. Опять же если человек честный, то обиду затаит и потом свинью подложит. И с паяльниками беда. Или нет? Как-то самовары же паяют?
Тогда второй способ есть. Проследить за обеими. Или обоими. Должны к доносителю попытаться подойти полицаи, когда Сашка не обнаружится в Басково. Правда, при зрелом размышлении и тут было не всё просто. Понравятся полицейскому собачка и пойдёт он уговаривать Никодима продать «неучтённую» сучку ему подешевле. Шептать будет, чтобы никто не услышал посторонний, а они примут это за работу с агентом.
Ну, проследить всё одно придётся. Вдруг выдаст себя аспид. Опять же просто повторить нужно будет проделанный эксперимент ещё раз. Если второй человек поплёлся в Богородицкое случайно именно в это время, то такая случайность вряд ли повторится дважды.
Сейчас же нужно срочно линять в Болоховское и выдать народу указание. Опять придётся неделю сидеть в хижине «дяди Тома» и учить языки.
Через четыре дня, точно по расписанию, прибыли полицейский на двух пролётках. Сашке даже их жалко было. Погода стояла ужасная, пролетали крупинки снега, ветер холодный с севера. Даже не ветер, а ветрина. И им два дня пришлось на этом ветру сидеть в открытом почти экипаже. Потому видимо Парамонов был зол как тысяча чертей. Бегал орал на дворню в Басково, даже на ветеранов рычал и за саблю хватался. Но те, получив от Коха строгий наказ в пререкания не вступать и на вопросы отвечать предельно честно, вели себя покладисто. Да, мол, Ваше Благородие, был туточки четыре дня назад князь. А где сейчас неведомо нам? Он нам не докладат. Вы ему, Ваше Благородие, попеняйте, как встретите, пусть предупреждает нас, куда девался, а мы, значится, вас сразу же обрадуем, там он, а не тута. А не станет докладать, так и мы вас не обрадуем, Ваше Благородие. Не выдумывать же нам чего неведомо, а неведомо нам…
Сашка из кустов на опушке за сим концертом наблюдал, тоже ёжась от холода, но в отличие от мусоров ему чуть лучше, он в тулуп одет и в хижине печка топится, ему двадцать минут до неё неспешным ходом, а бегом так вообще быстро. А там Анька картошечку на сале жарит. И с рыбкой копчёной. И с огурчиками в дубовой кадке солеными с хреном и с… Это не как бедному Ленину чернильницами питаться.
А интересно, чем Ильич в Разливе питался. Как-то не отложилось это у Виктора Германовича в мозгах. Пробелы в советском образовании. Попенять надо Мариэтте Шагинян.

Событие тридцать восьмое

Я и сам в детстве в прятки играл профессионально. Меня вон до сих пор некоторые ищут.
Дмитрий Юрьевич Пучков

А начальник сыскного отделения Тульского городского полицейского управления коллежский секретарь Парамонов Иван Никанорович окрысился. Ну, Кох на его месте тоже бы разозлился. Третий раз он прётся из Тулы, от уюта и привычной жизни в эту дыру по холоду или по пылящей дороге, хоть респиратор надевай, или в дождь, как ведь не закрывайся, а капли найдут способ за шиворот забраться. И что? Третий раз нет дурня на месте. Предупредили вороги, и он удрал. На этот раз Иван Никанорович решил обыскать все постройки в имении и все дома в Болоховском и Заводях. И ведь не поленился сам тоже шастал по домам крестьян. Во все четыре избы, построенных для ветеранов в Болоховском, зашёл, и как потом Виктору Германовичу Машка рассказала, лично жён опрашивал, мол, не говорили ли мужья, где скрывается барчук. Машка и про причину такого рвения Парамонова узнала от кучера одной двух кибиток, что привезла полицейских. Оказывается, сам Иван Никанорович выехал из Тулы на тарантасе. Это такая интересная повозка. Для уменьшения тряски там пытливый человеческий ум придумал рессоры деревянные. Получилось так, взяли две длиннющие дубины, метров за шесть длиной и к самым краям приделали колёса. А саму пролётку или кибитку поставили в центр этой конструкции. Дубины эти, которые почему-то называются «тест», чуть прогибаются от веса седоков и самой конструкции и пружинят при езде. Так вот одна из дубин или один из тестов по дороге переломился, при этом крайне удачно. Иван Никанорович, завернувшись в плащ и попону, спал убаюканный мерным покачиванием на тестах, и тут бамс, и вываливается он в глубокую колею полную холодной воды, кучер как раз пытался её объехать. Вытащили этот кокон, булькающий и матерящийся, из лужи полицейские. Спасли душу человечью. Даже сняли с кучера кафтан со вшами и блохами и на коллежского секретаря надели. И до вечера, до станции, сидел злой Парамонов в кибитке вместе с полицейскими и нюхал запах перегара и чеснока. А на станции он, понятно, просушил одежду у печки и рыкнул на комиссара почтового, если по-старому, или на станционного смотрителя, если на новый лад, мол, подавай мне экипаж. А тот его не послал… да. Не послал к экипажу, а послал ждать до следующего утра. Пришлось и второй день трястись полицейскому чину в кибитке с мужичьём сиволапым, вонючим. Кибитка? Кибитка — это телега такая, на половине которой воздвигнута конструкция, защищающая от осадков или от ветра, да и от солнца. Только телегой от этого она быть не перестала. Всё там плохо с рессорами. Всё скрипит и подбрасывает на малейшей ямке. А их этих ямок по дороге из Тулы до Болоховского… много. И все их копчиком господин коллежский секретарь пересчитал. Там, под тентом, обычная деревянная лавка. А чего, простым солдатикам и так сойдёт.
Выслушал этот доклад разведчицы Машки, Кох уверился, что сам лично Иван свет Никанорович больше к нему в гости не поедет.
Обыск домов крестьян ничего не дал. А Машка выкинула фортель. Она, понятно, устроили полицейского чина в доме, но топить на ночь не стала. А для кого? Барина же нет? И бедный Парамонов в холодном доме ночевал, кутаясь в шинель поверх одеяла. А во флигеле, где устроили обычных полицейских, супротив, было тепло и самогонки хоть упейся. Уговорились попробовать служивые по чуть-чуть, и утром коллежский секретарь разбудил их только водой окатив.
Так что, путешествие в Болоховское должно Парамонову запомниться. От рвения или из вредности, а то и от злости Иван Никанорович мобилизовал мужиков, вразумил своих помощников, и под руководством полицейских крестьяне провели в лесу облаву на Сашку. Молодец Иван Никанорович. Вот только лес не тот выбрал, он повёл сыскарей в том редкий берёзовый лес, что у Болоховского в сторону Заводей. А Сашка в это время спокойно учил калмыцкий в дремучем лесу у Басково в тёплой хижине, с тёплой Анькой под боком.
Облава получилась долгой, бесполезной и бестолковой. Крестьяне разбредались, полицейские, получившие от Машки пироги, настряпанные Аксиньей и туески с кальвадосом барским, нажирались. А у самого Парамонова ноги заплетались, так как Анька, вернувшись из хижины, из вредности, ослушавшись Сашку, в пюрешку ему сонного зелья добавила.
Когда все поисковики всё же в середине леса встретились, то время уже далеко за полдень было. О дороге назад в таком состоянии Иван Никанорович и не подумал. Решил ещё раз заночевать, предварительно выписав люлей, пусть и словесных Машке.
— Почему дом не протопила на ночь⁈ Ещё раз такое повторится прикажу выпороть.
— Вот по этой вот попе? — выгнула Мария Петровна в его сторону округлости? — Тогда ладно, тогда, конечно, натоплю.
И натопила. Ванька младший и Сашка рыжий целую ночь в печь подбрасывали полешки березовые, самые жаркие. В результате в комнатах на втором этаже, а Ивану Никаноровичу постелили в бывшем кабинете Сашкиного отца, температура поднялась до 140 градусов по Фаренгейту. Другого термометра не было. Весь мокрый и не выспавшийся из-за жары, утром Парамонов отбыл. И что примечательно, не оставил на этот раз полицейских караулить Сашку. Ну, не конченный же он идиот, понимает, что Сашку предупредят, и он, пока в домах засада, туда не пойдёт.
После отбытия зелёно-красных Сашка провёл совещание с ветеранами и пацанами. Всё плохо. Полицейские подходили и разговаривали и с псарём Никодимом, и с конюхом Фёдором. О чём, понятно, никто не слышал.



Событие тридцать девятое

— Позвольте представиться. Меня зовут…
— Хватит! Я слишком со многими знакомился в этом месяце…
Укрощение строптивого (Il Bisbetico domato)

Богатая купчиха вышла на станции из дормеза поставленного на полозья и махнула рукой, подзывая пацана лет четырнадцати — пятнадцати, что сидел рядом с кучером впереди.
— Ванюша, сходи спроси, есть ли комнаты свободные.
Все станции в России сделаны по одному проекту. Фасад выкрашен в белый цвет и стоит портик с колоннами. Наверное, архитектор итальянцем был, с Парфенона какого срисовал. Правда, потом уже наши чуть подправили проект, колонны превратили в резные столбы и покрасили их в чёрно-белую полоску. Дома тоже не сильно отличаются, пятистенок обычно в полтора этажа. Первый этаж обычно цокольный и сейчас зимой наполовину окошки нижнего этажа только из снега торчат. Как раз мужик в большом, до земли тулупе, ходил сейчас с деревянной лопатой вдоль окон и счищал снег. В городах, точнее в пригородах, где иногда располагались почтовые станции дома были каменные, но тоже с цокольный этажом.
Эта станция была не хуже и не лучше других. На двор, где всякие конюшни, сараи, сеновалы и прочая, и прочая, заезжать не стали пока. Там толкотня невообразимая, прибыло сразу два возка и конюхи и кучера меняли лошадей. Господа спешили дальше. Да и чего заезжать, если комнат переночевать не окажется. Придётся ехать в деревню и проситься на постой.
Парень спрыгнул с облучка, и поправив кроличий треух, смело направился к римско-полосатому крыльцу. А вокруг дормеза меж тем начала собираться толпа зевак. Посмотреть было на что. В дормез была запряжена тройка коней. Обычно четвёрку цугом в такую большую карету запрягают или даже шесть лошадей. А только эти три с гривами, в косички запряженными, тех шести и стоили. Кони были большие, кони были мощные, кони были холёные. Вся тройка словно с картины художника сошла. Саврасова? Это же масть лошадей? Но эти были вороные. Огромные вороные жеребцы с мохнатыми ногами с роскошными заплетёнными в косы гривами и длиннющими, почти до земли, хвостами. Упряжь была под стать тройке. Латунные бляшки, тут и там начищенные до блеска, отражали лучи заходящего солнца.
Купчиха сделала пару шагов от дормеза к крыльцу, но передумала видно, развернулась и прошагала своими алыми сапожками, виднеющимися из-под подола беличьей шубы в обратную сторону.
— К несчастью, Ларина тащилась,
Боясь прогонов дорогих,
Не на почтовых, на своих,
И наша дева насладилась
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне, — один из ожидающих замены лошадей — мужчина в роскошной волчьей шубе подошёл к обладательнице дорогущей тройки и протянув руку к вороным фризам продекламировал кусочек из Евгения Онегина.
— Ужель та самая Татьяна? — вслед за первым к купчихе подошёл и второй господин. Этот был чёрной шинели, а на голове шляпа «Дорсей» — разновидность цилиндра, названная в честь законодателя моды графа д’Орсея.
— Мадам или мадмуазель… — поклонился первый молодой человек.
— Мишель, разрешите мне представить вас этой дивной нимфе, — снял свой цилиндр товарищ в шинели.
Нимфа на секунду стушевалась, но потом мотнула головой отгоняя видимо скромность и испуг, и чуть хрипловатым голосом из-за приличного мороза, произнесла:
— Анна Тимофеевна Серегина.
Дверь дормеза в эту минуту распахнулась и оттуда вылез сначала один азиат в шёлковом синем шитом золото халате, а следом и второй в таком же. У первого были тонкие усики от верхней губы опускающиеся до подбородка, второй был видимо моложе и усов не имел.
— Ого! — оба господина удивлённо выпучились на спутников Серёгиной.
— Твоя туда не ходи. Снег башка попадёт. Совсем мёртвый будешь, — нахмурил брови безусый азиат. Он смотрел в это время на девушку, и не очень было понятно, кому он это сказал. То ли ей, то ли двум кавалерам, пристающим к Анне.
— Гаспажа Анна, нег җиг орв? — второй азиат смотрел на молодых людей.
— Неожиданно, мадмуазель Анна. Это ваши слуги? — тот, что в шинели справился с удивлением первым.
— Это мои телохранители. Они сегодня ещё никого не убили из пристающих ко мне и потому злятся, — жёлтые глаза нимфы в беличьей шубе насмешливо прищурились.
— Ну, пока эти башибузуки не начали нас убивать, разрешите всё же представиться. Это мой друг и по совместительству лучший композитор России — Михаил Иванович Глинка. А ваш покорный слуга мадмуазель, — господин в шинели изобразил куртуазный поклон с маханием своего цилиндра по снегу, — Виельгорский Михаил Юрьевич — действительный статский советник и почётный опекун Санкт-Петербургского опекунского совета, а ещё управляющий воспитательного дома, Мариинской больницы и Училища глухонемых. На днях был пожалован в шталмейстеры. Именно ваши лошади, мадемуазель Анна, и подвигли меня на это знакомство. Лучшей тройки и в императорских конюшнях ещё поискать. (Шталмейстер (лат. agaso, нем. Stallmeister — буквально «начальник конюшни») — главный конюший, придворный конюшенный в чине 3-го класса; собственно для лиц, состоящих при придворной конюшне).
— Мадмуазель Анна, вы в Петербург направляетесь? — Глинка тоже снял меховую шапку и помахал ею, склонившись в шуточном поклоне.
— Угу, — сказал безусый азиат.
— Да, господа, мне мой батюшка велел мир посмотреть и себя показать.
— А давайте проделаем остаток дороги вместе…
— Боюсь, господа, что в наш дормез вы не поместитесь, там много вещей.







Глава 16

Событие сороковое

На дороге всегда так… всякий, кто едет медленнее вас, — слабоумный; всякий, кто едет быстрее, — псих.
(Вы замечали: всякий, кто едет медленнее тебя, — идиот, а всякий, кто быстрее, — дебил.)
Джордж Карлин

В Москву Сашка ездил на почтовых лошадях. Ходил оформлял подорожную денежку платил. Не так и много. Четыре копейки верста. А с другой стороны, от Тулы до Москвы, а потом от Москвы до Питера, получится вся тысяча вёрст. А это уже четыре тысячи копеек. Ну, тоже не бесконечные деньги. А обеды или там ужины на станциях или постоялых дворах. А сам ночлег в этих клоповниках. Все же авторы книг, где путешествие по России описывают, начиная с Радищева, ругают ночевки в сих заведениях. И наше всё в «Станционном смотрителе» отметился. Тут про Радищева Сашка неожиданно вспомнил в дорогу собираясь. Началось с того, что зашёл он в гостиную, а там Машка Аньке книжку вслух читает. И что-то знакомое читает. Сашка подошёл посмотрел обложку и офигел. Это был далеко не рыцарский роман. Это была явно запрещённая, ну раньше так точно, книга «Путешествие из Петербурга в Москву» господина Радищева. Кох уже один раз из-за этой книги пострадал, а потому изъял и сжег. Оказалось, была эта книженция в кабинете отца спрятана в другой обложке, а эти читательницы нашли и решили приобщиться. А пострадал Кох ещё в Харькове в танковом училище. Дал ему комсорг поручение там к какой-то годовщине чего-то подготовить доклад минут на десять по обличению крепостничества в царской России. Понятно, что Виктор вспомнил про Радищева. Сходил библиотеку и взял книгу. Там, он точно помнил из школы, была глава про то, как крестьяне бар убили.
Книга небольшая и Кох её всю за вечер осилил, в том числе и про убийство это. Там такая история, было у… барина три сына, и все трое дебилы. Ходили они по деревне и девок насиловали. Двое, значит, держали, а один пользовался. Ну и нашли очередную, отбившуюся от стада тёлку и начали к ней домогаться. А тут её жених из кустов с колом выскакивает и давай насильников бить. Поймали его потом и решили забить кнутом насмерть, а народ в селе взбунтовался и всех барей убили. Ну, солдаты всех повстанцев повязали и на суд, а судья то ли честный, то ли женой барина купленный. Не захотел всех мужиков в Сибирь отправлять. Скорее всего, всё же женой купленный. Мужа нет, сыновей нет, так ещё и всех крестьян изымут. Вот она и подсунула судье со странной фамилией Крестьянкин денежку. Но там ничего не получалось у бедолаги, и он в отставку ушёл. Понятно, про это правда не написано у Радищева, но следующий судья мужиков кого повесил, а кого в Сибирь отправил, а жена барина и без денег даденых Крестьянкину осталась и без мужиков. А нефиг, нужно было сыновей нормальными воспитывать.
Подготовил тогда Кох доклад и прочитал. Комиссии понравилось. А только пытливый ум курсанта после прочтения книги охренел. Там есть интересная глава про попутчика, который страдает от того, что он в публичном доме подхватил сифилис и заразил им молодую жену, а она сына в утробе, и сын умер и жена, а мужик себя корит. И тут-то и вылез Радищев. Он, оказывается и когда в Лейпциге учился, и потом в Питере, тоже все публичные дома посещал, ни одного не пропуская, и тоже сифилис подхватил и потом жену заразил и детям передалось. И у него жена умерла. И интересный вывод товарищ первый революционер сделал, не он виноват, и не тот мужик, что по борделям ходил, а Екатерина, которая публичные дома не запретила. Так более того, в следующей, кажется, главе понравилась Радищеву девушка, что-то там про лошадей и коров, и он её от полноты чувств в губы поцеловал. Зная, мать его, что у него сифилис. И умер от сифилиса Радищев, точнее от его последствий, мозг совсем размягчился, ничего уже не соображал борец с самодержавием и хлебнул «царской водки», которую сын приготовил, чтобы эполеты почистить. Ну, пламенные борцы с царизмом и должны умирать от царской водки.
Вот, всё это Кох и рассказал пацанам потом в курилке. Так какая-то падла тут же побежала к парторгу и доложила. Коха вызвали и хотели отчислить, перед этим выгнав из комсомола. И чего-то там пошло не так. Может начальник училища не захотел сор из избы выносить, а может и сам он не любил сифилитиков. Но всё кончилось строгим выговором и лишением увольнительных на месяц. Ну и пятью нарядами.
И тут опять эта проклятая книга. Но, прежде чем сжечь, Сашка её внимательно прочёл, обновил воспоминания, и чуть лучше получилось из-за этого подготовиться к путешествию. И в первую очередь он отбросил идею добираться на почтовых. Подорожную купили на Аньку и её четырёх слуг, так на всякий случай. Мало ли на выездах из городов прицепятся всякие товарищи, а сами решили ехать в собственном дормезе и со своими лошадками.
Дормез — это большущая карета, в которой можно спать. (ДОРМЕ’З, фр. dormouse, букв. Соня) Стоит эта карета кучу денег. Простая-то, если на хороших рессорах, то и за тысячу рублей уходит. Сашке же повезло, и он настоящий дормез, правда, в чуть покоцанном состоянии, купил за пятьсот рублей. Дело было так. Командира Тульского оружейного завода попёрли в отставку. Вот генерал-майор Филисофов, собираясь на пенсии сидеть в деревне, часть имущества и продавал. Попёрли его не просто так. В прошлом году Тульский оружейный завод сгорел дотла. Ничего не осталось. Головёшки одни. Только у здания управления каретник удалось пожарным отстоять. Он тоже начал гореть, но погасили, ещё то помогло, что чуть в стороне стоял и кирпичным был. В нём дормез генеральский и стоял. Пожар был летом, а дормез стоял на полозьях, последний раз на нём Философов ещё в марте по снегу в Москву ездил. Колёса и прочие рессоры с осями были рядом в деревянном сарае, и они сгорели, а так только обтянутый кожей верх длинной кареты скукожился. Отремонтировал крышу Сашка за двадцать рублей. Да, экипаж получился только для зимы, так ему для зимы и надо.
Кстати, насчёт пожара, когда Николай Иванович ему эту печальную историю с пожаром поведал, то Сашка колоссальный ущерб напридумывал. Слышал от самого генерала Сашка, что на заводе работает до девятнадцати тысяч человек. Нет, и раньше знал, что многие мастера работают на дому, но общей картины не видел. А тут ему зять и говорит, что оказывается на самом заводе в корпусах и двух с половиной тысяч не наберётся, а основная масса работает дома. Зачем приклады в отдельном цехе делать, если мастер, получив заказ, точает их у себя в гараже на коленке?
Ну, да бог с ним с заводом. Генерал Философов зятю продал дормез за пятьсот рублей и выторговал ещё через Николая Ивановича Сашка, что его оснастят малюсенькой печуркой, изготовленной на заводе по его чертежам. Чертежи нарисовал Виктор Германович сам. Сделали мастера, и в дормезе её поставили. Ничего сложного, просто большой самовар. Только топится не через трубу, а через нормальную топку с дверцей. Главное, что вокруг маленькой печурки кожух с водой. Пожар в карете устроить затруднительно, и остывая вода ещё долго поддерживает внутри дормеза комфортную температуру. Изготовлен этот самовар намертво прикреплённым к массивному листу железа с загнутыми вверх немного краями. То есть, при резком наклоне кареты печка не опрокинется, а если угольки высыпятся, то на железный поддон. И от крыши труба изолирована асбестовой тканью. Кроме этого чуда инженерной мысли Сашка заказал на заводе ещё и бульотку. Это такой сосуд с крышкой, краником и подставкой для спиртовой горелки. В ней можно было подогревать воду и поддерживать ее горячей, чтобы не приходилось просить самовар в гостинице или трактире. С помощью ручки компактную бульотку было легко переносить. Спирта с собой взяли литров десять и на дорогу должно было хватить. Кальвадоса немного тоже прихватили, раз бульотка есть, чего бы и грог иногда не приготовить.
В какой-то книге или передаче, Кох уже вспомнить не мог, но там точно ругали еду на станциях и постоялых дворах, почерпнул он и то, что нужно с собой брать пропитание, а то кроме неприятностей с ожиданием долгим или недосоленным обедом можно и отравление получить. Сиди потом по кустам на морозе с голой попой. Так вот, в той книге, всё же, было написано, что к карете сзади было прицеплено ведро с замороженными щами. Кох сильно сомневался, что это начало девятнадцатого века. Там вроде говорилось, что подвесил ведро над костром и вот теперь свежие горячие щи, а не отрава из трактира. Железных вёдер Сашка не видел. Все вёдра деревянные. Котелки есть из меди и даже железные, но литра на два, от силы на три и ведром это не просто назвать. Есть большие чугунные котлы и даже большие медные, но это тоже не вёдра.
Сашка со щами заморачиваться не стал, но мысль оценил и углубил. Аксинья получила заказ на изготовление различных пирожков. И с малиной сделали, и с земляникой — это сладкие, для чая. Но сделали и нормальные с капустой, с мясом, с луком и яйцом. Пару сотен пирожков испекла кухарка. И заморозили. Потом по мешочкам упаковали и в сундук, сзади к дормезу прикреплённый, уложили. Вынул потом прямо в дороге, на печурку — самовар сверху бросил и вуаля — тёплые свеженькие домашние пирожки.
Подумал потом Сашка, подумал и дальше развил идею со щами. Нет ведра, и не надо. И щей пока не надо. А вот на обед большую котлетку почему не заточить. Впятером выехали, пусть десять дней в дороге, если по максимуму считать. Пятьдесят приличных таких котлет на фунт примерно Аксинья нажарила и тоже заморозила. Дальше гарнир. Тут пришлось изобретать. Пластиковых контейнеров нет. Сделали так. Приготовила кухарка пюрешку. Её в квадратную деревянную коробочку, смазанную маслицем, уложили на человека одного — грамм двести и заморозили. Вынули, ещё раз маслицем смазали и в тряпицы шёлковые завернули. Достал в дороге в миску железную котлетку бросил, пюрешку сверху положил и на печурку. Десять минут и достойный обед горячий у тебя есть и ожидать обеда в трактире не надо, и денег вполне приличных тратить. Кроме пюре картофельного сделали такие же брикеты из гречневой каши и рисовой. И даже несколько штук брикетов плова наморозили, да, при размораживании рис чуть слипнется, но в дороге это не так важно, там главное, что тёплый и вкусный.



Событие сорок первое

Бриллиант, упавший в грязь, всё равно остается бриллиантом, а пыль, поднявшаяся до небес, так и остаётся пылью.
Китайские пословицы и поговорки

Выехали впятером. Сначала хотел Сашка взять с собой Аньку, конюха Федора в качестве кучера и Улана, как маскировку. Но потом посоветовавшись с народом инвалидным ещё и Ваньку младшего решили взять. Ну, младший он это по сравнению со старшим, который известный теперь в Российской империи пчеловод. На самом деле пацану на днях четырнадцать исполнилось. На барских харчах и свежем воздухе с ежедневными тренировками пацан вырос крепким и здоровым, и плюс от родителей умерших имел хорошие гены. Роста в пацане было столько же, как и в Сашке — метр семьдесят пять. И он продолжал расти и в плечах раздаваться. Добавить соломенные кудри и голубые даже васильковые глаза. Смерть девкам растёт. А может и вырос уже.
Решили так. Главная в их команде купчиха третьей гильдии почтенная вдова Анна Тимофеевна Серегина — Абросимова. Потом два калмыка: старший сын Аюка — Улан и дархан Дондук. На козлах конюх Фёдор Трохов и Ванька Конев. Это ему Сашка такую фамилию придумал. Он своей не помнил. Единственное воспоминание, связанное с отцом, то, что он коней с ним на речке купал. Ну, почему бы и не Конев.
С купчихой Сашка намучился. Вообще раз пошла такая пьянка, то нужно ему на ней жениться. Однако в школе помнится проходили про графа Шереметева и Прасковью Жемчугову. Там, чтобы им пожениться потребовалось разрешение императора и какой-то польский дворянин, который признал в ней дочь. И то чуть не тайно венчались. Так это граф простой. А Сашка — князь Болоховский — природный Рюрикович. Тут может и не дать разрешения Николай Палкин. Потому Сашка выдумал многоходовку. Операция называлась «Дедуля». В планах было так. Ну, первая часть плана уже осуществилась. Анька из крепости выкупилась и купила дом в Туле. Перешла в мещанское сословие. Уже не крепостная. Вторая часть — выдать её замуж за купца третьей гильдии. Но чтобы купец был еле живой и дедушка умер вскорости. Тогда Анна становилась бы вдовой купца, а это опять следующее сословие. На дочках купцов частенько разорившиеся дворяне женились, чтобы материальное положение свое улучшить. А купцы с радостью выдавали за них дочерей, чтобы внуки дворянами стали.
И Изотов легко среди своих знакомых такого дедулю нашёл. Старику было под сто лет. Он говорил, что чуть не при Перте родился. Даже если это Пётр второй, то один чёрт стольник. Сам дед уже ничего не продавал и не покупал. Лежал на кровати и умирал от водянки и старости, в вот внук его Тимофей Абросимов держал ресторацию в Туле и несколько раз подходил к Акинфию Изотову на предмет поставки ему кальвадоса и прочих эксклюзивных продуктов, а так же обучению повара у кухарки в «Провансе».
— Совместный бизнес и женитьба деда на Анне с заключением договора, естественно, что Анна кроме фамилии ни на что не претендует, — встретившись с купцом предложил Сашка.
— А ежели…
— Нет. Я потом на ней женюсь. Ничего вашего мне не надо. А поставки начнутся сразу как из церкви выйдем.
Купец согласился, и даже с попиком договорился, правда тот двести рублей пожертвования попросил на ремонт церкви, ну, не самые гигантские деньги. А тут Анна возьми и в оппозицию уйди. Не хочу мол ни за какого старика я замуж выходить мне только ты, дурень люб. Пришлось Сашке и про Шереметева рассказать и весь план три раза. А она всё одно двумя руками против. И только, когда Сашка перед иконой пообещал на ней жениться, пошла на эту «вантюру». Обвенчались. И старый купец не подвёл, через неделю отошёл в лучший мир. Анна стала вдовой и купчихой третьей гильдии Анной Абросимовой. А в Туле появился ещё один французский ресторан «Пьемонт». И сейчас Изотов с Абросимовым мутят открыть подобный в Москве вскладчину на троих.
Заказали Анне одежду подобающую богатой купчихе, и чтобы совсем пафосно было всех четверых слуг вдовы обрядили одинаково. Улан и Дондук получили синие шёлковые шитые золотом халаты, синие сафьяновые сапоги и шапки — значки с мехом чёрно-бурой лисы тоже синего сафьяна. А Ванька с Федором получили кафтаны и штаны тёмно-синего цвета и армяки тоже синие с оторочкой по капюшону и воротниками из чернобурки. Всё красиво, дорого и пафосно.
И последнее, о чём стоит упомянуть, так это о лошадях. Почему в тяжёлый дормез запряжено три фриза всего? А патамучто! Попробовали по-другому и ничего не получилось. Шайры слишком медлительны, битюга Афоньку поставили в пару, так фризы его загнобили, кусаются, и бьют смирную животину. А Ворон, наоборот, чуть фриза «Цыгана» не покалечил. В результате и выбрали тройку фризских лошадей. Ну, оказалось не так и страшно. Сани по укатанному снегу идут легко и пока три чёрных красавца справляются с дормезом. Дай бог и до Питера доедут не попав в снегопад и метель. Осталось вёрст двести. И на небе солнышко светит. Продержится два — три дня погода.
— Каспажа, — дархан Дондук — это то который безусый, поманил купчиху, — Ты только не обижайся, но я тебе один умный вещь скажу! Анька, — он голос до шёпота понизил, ты их пригласи в дормез. Я останусь, а Улан пусть в их сани сядет. Представишь меня, как дархана Дондука — это что типа дворян у калмыков. Тот, который Михаил Иванович Глинка — композитор нам может пригодиться. А второй тоже персонаж интересный. Шталмейстер двора! Там можно интересными экземплярами разжиться жеребцов. Или наоборот, стать поставщиком для императорского двора. Приглашай гостей в дормез, я плов разогревать поставлю.



Глава 17

Событие сорок второе

— Мальчик просто сдавал экзамен по математике, а затем внезапно его начало тошнить и он перестал понимать, где он.
— Вот до чего доводит математика.
Доктор Хаус (House M. D.)

— А в доме Рубановского на улице Грязной дом за нумером 14 вы вполне можете снять квартиру, — господа попутчики поклонились и пошли к своему экипажу, который стоял рядом.
— Это засада, — Сашка вышел следом за Михаилом Юрьевичем Виельгорским, поклонился в пояс, продолжая из себя азиата — калмыка изображать, дождался, когда попутчики отъедут, и оглядел печально громадину дормеза. Они остановились на окраине Санкт-Петербурга, дальше ехать было нельзя. Нет, не жандармы или прочие какие держиморды не пускали. Не пускали мощёные улицы. По голым камням даже их фризы отказывались тащить поставленный на полозья огромный и тяжёлый дормез. В центре Петербурга не было снега. Недавняя оттепель полностью растопила весь снег и теперь хоть и похолодало и снова чуть снега даже выпало, но центр города с его мощёнными улицами был совершенно бесснежен. Ветра от Финского залива утащили свежевыпавший снег на окраины.
— Карета нужна, — Анна вышла тоже проводить попутчиков и теперь вместе с Сашкой смотрела на широкие массивные полозья под их громадиной, которые стояли на камнях.
Сашка поморщился. Тут не одна карета нужна, а три как минимум, столько вещей с собой взяли, понадеявшись на размеры транспорта. И теперь, не доехав меньше версты или километра до цели, нужно всё это перегружать. Но и это бы ладно, а дальше что? Бросить дормез здесь? Да его мигом разворуют на запчасти или вообще уведут. Угонят. Как там в песне у Аллегровой: «угнала как чужую машину „девятку“, угнала у всех на виду, так открыто, что обалдели все». А оставлять сторожем Ваньку или Фёдора тоже не хотелось, по дороге наслушались от придворного конюшего про преступность в городе, типа, ночью ни в коим случае, господа, по улицам не ходите, добром не кончится.
А ведь начинало вечереть. Зимние дни — они короткие, тем более, на шестидесятой параллели, на которой Петр первый этого имени начал город строить. Это летом белые ночи, а зимой, вот три часа только ещё, а уже сумерки.
Последние три дня пролетели в дороге быстро. Анна блистала. И красотой блистала и знаниями. Это уличную цветочницу Элизу Дулиттл профессор Генри Хиггинс у Бернарда Шоу в «Пигмалионе» обучал всего шесть месяцев. И учитель был так себе, и один, и первоначальный уровень ученицы у него в разы ниже. Анну Машка и Кох, а после и попик местной церковки батюшка Феофан, обучали больше пяти лет. Может герцогиней она и не стала, но вряд ли сейчас в России есть более разносторонне образованная девица. Машка вполне сносно научила кикимору общаться на французском, а сам Кох не до такого уровня, но для общения, помог девушке освоить немецкий и английский по самоучителю, найденному в кабинете отца, заодно и сам вспомнил, что в училище, а потом в Лесотехническом институте учил. Ну, у него с английским и так было не плохо, по работе много приходилось общаться с иностранцами, и как-то директор выписал модного преподавателя из столицы, и методом этого самого глубокого погружения Кох и две его помощницы — менеджеры по закупкам растений, вполне сносно подтянули английский. Батюшка Феофан, не много ни мало, а выпускник Киевской греко-славянской академии, отлично рассказывал всякие исторические байки и мифы древних греков и римлян. А заодно и историю этих древних. Рассказывал детям на уроках. Но послушать его лекции приходили и другие преподаватели и Машка, и Анька, и сам Сашка. Географические уроки Коха Анька тем более не пропускала — слушала. А ещё Машка с кикимора сначала перечитали все книги, которые были в доме, а после заставляли или точнее принуждали ласками и лестью, а то и угрозами, заморить голодом или от тела отлучить, покупать дурня новые книги в Туле. Сашка им тогда условие поставил, что на одну книгу с французским романом будет покупать одну полезную. Ну, до высшей математики с Ньютоном и отцом и сыном Бернулли дело пока не дошло, но всё, что попадалось по физике и химии Кох купил, как и книги по занимательной математике, в том числе «Арифметику» Леонтия Магницкого. Добыть этот раритет было не просто и дорого, но если цель поставить, то и эта книга нашлась.
Вчера Анна вспомнила оттуда задачу, да как задаст её, хвастуну в общем-то, Виельгорскому, тот и офигел.
— Один человек выпивает бочонок кваса за 14 дней, а вместе с женой выпивает такой же бочонок кваса за 10 дней. Скажите Михаил Юрьевич, за сколько дней жена одна выпивает такой же бочонок кваса.
— Хм, — шталмейстер нос свой длинный теребить начал, ну, когда человек думает, то вечно чего-нибудь на голове трогает, кто нос. вот так, мусолит, кто затылок чешет, кто за подбородок, как Михаил Глинка, хватается.
— Нужно карандаш и лист бумаги, — пришёл на помощь другу композитор.
— Нет, господа, тут листок не нужен, тут просто подумать нужно. Попробуйте, вы же университеты оба закончили. — Ай, какой классный удар ниже пояса его кикимора этим зазнайкам нанесла! Кох мысленно поаплодировал.
Удар был чувствительный. Попутчики закатили глаза и стали скрипеть мозгами, хотя, может это снег под полозьями скрипел, а этим товарищам и нечем скрипеть.
— Я сдаюсь, — Виельгорский шутливо поднял руки.
— Расскажите же нам решение, Анна Тимофеевна, — поднял руки и Глинка.
— Эх, не там вы учились господа, вам бы в нашу сельскую школу. Просто же всё. За 140 дней человек выпьет 10 бочонков кваса, а вдвоем с женой за 140 они выпьют 14 бочонков кваса. Значит, за 140 дней жена выпьет 4 бочонка кваса, а тогда один бочонок она выпьет за 35 дней. Просто же!
— Да, уж, госпожа Серёгина, из ваших прекрасных уст и правда теперь, кажется, простая задача выходит. Но бьюсь об заклад, ни одна девица в столице её не решит. Вы в курсе, что девочек в гимназии не допускают. В гимназиях получают образование представители высших сословий. Мальчиков из дворянских семей там готовят к поступлению в университеты. А девицы должны читать французские романы и уметь вышивать, а да ещё в альбомы стихи переписывать.
— Нам — купцам можно математику учить, — прыснула кикимора.
Сашка с умным видом сидел, уставившись в одну точку, и перебирал чётки, не мешал Аньке развлекаться, поражая этих столичных штучек. Им нужно было произвести на них впечатление, чтобы осуществить задуманное Кохом.

Событие сорок третье

Правда бывает удивительней вымысла, зато вымысел правдивее.
Фредерик Рафаэль

— Что ты скажешь, Мишель, о наших попутчиках? О госпоже Анне? — Виельгорский зябко поёжился, после тепла в дормезе этих странных попутчиков, холод кареты, в которую они пересели, сразу напомнил, что на дворе поздняя осень, почти зима. Как никак самый конец ноября.
Глинка тоже поплотнее в шубу завернулся.
— Я думаю, что госпожа Анна самая образованная женщина в России. Надо отдать должное её отцу, он нанял лучших учителей, сравниваешь её с дамами наших салонов и оторопь берёт, неужели такое бывает. Она, кажется, знает всё на свете. Хотелось бы и мне в той сельской школе хоть несколько лекций прослушать.
— Нет, в одном она точно не сильна. Философия её слабое место. Для неё Вальтер и Руссо — это просто имена, — замотал головой шталмейстер.
— Вот, Мишель, ты правильно заметил, это просто именно. Она не восхищается ими, и не сильна в философии не потому, что не смогла её выучить и понимать. Она их не считает достойными, для неё они просто имена людей, от которых нет пользы. Ну, какая польза от мух. Жужжат, да ещё гадят.
— Я надеюсь ты не перекинулся в её веру? — Виельгорский шутливо навёл лорнет, болтающийся на шнурке на шее, на Глинку.
— А ты заметил, «Mon ami», как она смотрела на этого калмыка, когда рассуждала об отмене крепостного права? — Глинка отмахнулся от наведённого на него лорнета.
— Ты думаешь, Мишель, они любовники? — вскинулся Виельгорский.
— Нет. Она относится к нему, как к младшему брату, что ли. Заботится, опекает. Но при этом и сама отдаёт должное его уму. Мысленно и взглядом совета просит, — Глинка скривился, не приятно было даже представлять такое.
— Да, что-то такое есть в её взгляде. Ну, а про освобождение крестьян… Не новость. Тот же Аракчеев именно так и думал, и именно так и поступал. Правда, надеялся на команду от императора.
— Нет, я про то, что нужно всех дворян или точнее помещиков не французскому и философии учить, а методам правильного управления имением. Экономике, как она выразилась, сельскохозяйственного предприятия.
— Нужно свести её с нашими почитателями теории Адама Смита.
— Она купчиха, не звать же её на бал, общество её не примет, — помотал головой композитор.
— Так устроить нужно просто приём, без балов всяких. Мало ли салонов в Петербурге. Обязательно займусь этим.
— А её спутник?
— Он же что-то похожее на дворянина, как я понял. Дархан не имеет повинностей и не платит за землю сюзерену…
— Нет, я так понял это как у нас, когда солдат или унтер в армии за подвиг бывает пожалован в офицеры, но без дворянства.
— Да, наверное. И он хитрец. Я иногда при монологах госпожи Анны смотрел на него. Эдакая хитрая улыбка у него на губах, словно сидит взрослый на скамейке в сквере и слушает, как дети рассуждают, почему зимой снег идёт, а летом дождь. Или почему закат бывает красным. Он знает ответ, но не мешает детям глупости говорить про боженьку.
— Обязательно нужно их свести с Пушкиным. Интересны стихи прочитала госпожа Анна про берёзы. «Обезьяне» понравится. Не хуже его виршей.
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
Сильно.
— Мишель, а тебе не показалось, будто этот дархан Дондук гораздо лучше говорит на русском, а слова умышленно коверкает, — Михаил Юрьевич Виельгорский чуть склонился к Глинке.
— А знаешь, «Mon ami», а ведь показалось. Странный вообще дуэт. Так я и не добился, как этот калмык, ну и второй тоже, как эти калмыки казацкого сословия попали к купчихе нашей в услужение. Далековато от их степей до Москвы. Заметил, как она разговор сразу в сторону уводила на батюшку ссылаясь?
— Ничего, мы разгадаем эту загадку. Нужно как можно быстрее заполучить её, ну и спутника, в какой-нибудь литературный салон.



Пушкин и Жуковский у Глинки

Событие сорок четвёртое

Не бедность невыносима, а презрение. Я могу обходиться без всего, но я не хочу, чтобы об этом знали.
Вольтер (Франсуа-Мари Аруэ)

Шестёрку лошадей запрягли в дормез и ещё бригаду грузчиков наняли. Получилось не как в басне у старика Крылова, про лебедя с раком, но и не сильно лучше. Половина Санкт-Петербурга поглазеть останавливалась, и из них половина советы давали. Нет, чтобы плечо подставить. К счастью, не все улицы полностью от снега очистились и там, где хоть немного снега осталось, чуть получше дела шли.
В результате к пяти часам до Грязной улицы доехали. Тащили сначала по Московскому прошпекту потом по Лиговскому… Коху в Питере частенько приходилось бывать, но он его сейчас не узнавал. Четырёх и пятиэтажных домов со всякими украшениями почти не было. В основном дома были двухэтажные. Свернули в переулок, как понял из разговора грузчиков с конюхами — Свечной переулок, а с него уже по этой самой Грязной улице потащили их гроб на лыжах.
— Вот барыня! — Свистнул главный грузчик, останавливая возчиков, — Это и есть четырнадцатый дом господина Рубановского. Прибыли. Пожалуйте пять рублёв.
Следом и возчики подошли. Этим вообще десять надо было отдать. Пятнадцать рублей серебром! Как тут люди живут, да за такие деньги в Туле Сашкина сестра неделю живёт. А если почтовый прогон стоит четыре копейки верста, то за пятнадцать рублей можно этих вёрст проехать считать устанешь, а тут полторы получилось, ну, две от силы. Но куда деваться не бросишь же дормез с вещами посреди улицы.
— В каретник поставьте, — ткнула Анна в распахнутые ворота.
Их встречали. Возле центрального подъезда под козырьком стоял пожилой лакей в накинутом на плечи чёрном тулупе до пят. Не обманул, выходит, шталмейстер — договорился с хозяином.
— Вы — Анна Тимофеевна? — лакей выделил, видимо по имеющемуся описанию, Анну из приехавших и зевак, и спустился к ней с крыльца.
— Я Анна Тимофеевна, — Анька устала, Сашка видел, как две складочки окаймили губы.
— Пожалуйте, госпожа, Афанасий Александрович ждёт вас в кабинете.
Михаил Юрьевич Виельгорский посоветовал поселиться им у занятного человека. Занятным об был с двух сторон. Во-первых, фамилия у человека была Радищев. И он был младшим сыном того самого Радищева. Как рассказал главный конюший страны, у Радищева было две жены. Первая умерла родами, а вторая была её младшей сестрой и последовала с детьми сестры в ссылку с первым революционером. Там сначала просто жили и детей рожали, а после и поженились. Афанасий Александрович там в Илимске в ссылке и родился. У Александра Николаевича и Елизаветы Васильевны родилось трое детей: дочери Анна и Фёкла и младший сын — Афанасий, названный в честь дедушки писателя — Афанасия Прокофьевича Радищева. Мать умерла по дороге из ссылки, простудилась. А через несколько лет и отец отравился. Воспитывался хозяин их будущего жилья в закрытом учебном заведении по ходатайству графа Воронцова — товарища и почитателя Радищева.
Через маменьку он и унаследовал этот дом, часть которого теперь сдавал. Было и, во-вторых. Сейчас, год уже как, служил Афанасий Александрович полицмейстером Санкт-Петербурга. Скрывающемуся от полиции Сашке показалось вполне себе забавным жить у одного из главных полицейских страны. Ну, это так Кох сначала подумал, когда этот дом посоветовал ему Виельгорский. Чуть позже в разговоре выяснилось, что это в Туле полицмейстер — главный. А в Петербурге есть ещё и обер-полицмейстер, так что этого Радищева можно назвать заместителем или помощником главного полицейского Санкт-Петербурга. Ну всё равно, если на военное звание переводить, то полковник полиции, а так Коллежский советник.
Виельгорский обещал заехать по дороге домой к Радищеву и предложить ему взять жильцов, не так давно тот в разговоре сетовал, что дом большой и содержать его Афанасию Александровичу накладно. Жалование в пятьсот рублей в год еле хватает концы с концами сводить. Вот и подыскивает наследник первого революционера, кому бы половину второго этажа сдать.
Они с Анной поднялись вслед за слугой по довольно широкой лестнице с чугунными литыми ступеньками на второй этаж и остановились у огромной двери, покрашенной в белый цвет. Слуга постучал, и не дожидаясь ответа, распахнул обе створки. На улице уже была кромешная темень и в комнате на камине стоял канделябр с шестью почти догоревшими свечами, комната была небольшой, и запах воска расплавленного, всю её заполнил, довольно приятно щекотало в носу.
— Анна Тимофеевна Серёгина? — из-за стола в углу комнаты поднялся высокий статный мужчина средних лет в мундире тёмно-зелёного цвета с красным стоячим воротником.
Сашка глянул на хозяина дома и тут же перевёл взгляд на портрет, в полный рост, висевший позади Радищева. На нём был сам хозяин и изображён… Нет! Твою же налево! На портрете был Николай Павлович — Государь император. Но до чего же похожи они. Поднимающиеся вверх усы и сросшиеся с ними бакенбарды. И волосы одинаково уложены. У обоих наметилась залысина и волосы с боков зачёсаны к центру и взбиты. И носы одинаковые. Греческими, кажется, называют, когда довольно большой и в одной плоскости со лбом.
— Да, Ваше Высокоблагородие, — Анька сделала книксен, а Сашка, продолжая играть азиата, сложил руки лодочкой перед грудью и поклонился в пояс.
— Михаил Юрьевич сказал, что вы в столице надолго и жилья не имеете. Я собираюсь сдавать половину второго этажа. Там отдельный вход и шесть комнат. Прислуга может разместиться на первом этаже или во флигеле, что соединён переходом с первым этажом. Сто пятьдесят рублей в месяц, — полицмейстер смутился, — Надеюсь вас устроит такая плата?
— Конечно, Ваше Высокоблагородие. Можно их осмотреть? Там есть ванна?
— Хм. Ванна? Ванна на первом этаже. Она большая. На две бочки. Не натаскаешься воды по лестнице.
Сашка продолжал рассматривать Радищева. Там, в будущем, он представлял себе чиновников царских богатеями, всякие балы устраивающие, а сейчас столкнулся, если не с нищетой, то с очень скромным жалованием этих чиновников. Попробуй тут не сдавай комнаты или не бери взятки, дети с голоду опухнут. А ведь большая шишка — полицмейстер Столицы, нужно карету иметь, лошадей. Слуг опять же. Кухарку обязательно и раз свой дом то и лакея, не самому же дверь открывать. И кучера. А кто топит печи в большом доме и ванну водой заполняет? Так они, скорее всего, ещё и не крепостные. А наёмные, и нужно им платить. А прачка? И всё это на пятьсот рублей в год. Зря про балы врут в книгах и фильмах. Какие к чёрту балы⁈ Выжить бы.
Сашка продолжал рассматривать Радищева. Там, в будущем, он представлял себе чиновников царских багатеями, всякие балы устраивающие, а сейчас столкнулся если не с нищетой, то с очень скромным жалованием этих чиновников. Попробуй тут не сдавай комнаты или не бери взятки, дети с голоду опухнут. А ведь большая шишка нужно карету иметь лошадей. Слуг опять же. Кухарку обязательно и раз свой дом то и лакея, не самому же дверь открывать. Так они скорее всего не крепостные. А наёмные и нужно им платить. А прачка? И всё это на пятьсот рублей в год. Зря про балы врут в книгах и фильмах. Какие к чёрту балы⁈ Выжить бы. Что здесь, что зять его — князь Болоховский. Нет. не надо ему должностей. Нужно быстрее обтяпать дело, что сам себе поручил, да и возвращаться. Там весною яблони зацветут.

Добрый день, уважаемые читатели.
Не забывайте нажимать на сердечко, если книга нравится.
Вам не тяжело, а мне приятно.





Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.
Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.
У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.
* * *
Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:
Дурень. Книга вторая. Позывной "Калмык"